Колокола любви
Шрифт:
Буянов тут же принялся говорить, как счастлив он ее видеть и как он полон восхищения только при воспоминании о ее храбрости тогда, на станции, перед лицом столь суровой опасности.
Лиза, смеясь, возражала и говорила, что вовсе не достойна подобного восхищения.
— Отнюдь! — твердил Буянов. — Я восхищен вашим холоднокровием! Поверьте, немного знал я мужчин, обладавших такой выдержкой перед лицом опасности.
— Но вы, без сомнения, принадлежите к числу этих невозмутимых храбрецов? —
— О нет! Я вспыльчив и безумен в бою!
— Должно быть, этим вы повергаете в страх своих врагов и наводите ужас на тех, кто пытается вам противоречить!
— Вы смеетесь надо мной? — сдвинул брови Буянов в притворном гневе.
— Ничуть! — серьезно ответила Лиза.
— Я не сомневался в вашей смелости! Вы не дрогнули перед человеком, перед которым француз дрожал как осиновый лист в достопамятном двенадцатом году, хотя я был очень свиреп только что, подозревая, что вы насмешница!
— Благодарю.
— Более того, я очарован не только вашей храбростью. В вас нет ни одного качества, ни одного свойства, что не вызывали бы во мне искреннего восхищения.
— Нет, перестаньте… Перестаньте немедленно! Я не желаю слушать, — нахмурилась девушка.
Впрочем, она совершенно не рассердилась. Ей было приятно это восхищение, хотя, как она и подозревала, оно было более показным и молодеческим, нежели истинным.
— Нет, вы не смеете мне запрещать, — продолжал Буянов. — Не отнимайте у меня последнюю надежду, последнее счастие…
Лиза весело смеялась и не видела, что Владимир пристально наблюдал за ее веселой болтовней издалека. Он не танцевал и какое-то мрачное удовольствие находил в том, чтобы смотреть, как Лиза кружится в танце и весело и просто говорит что-то своим кавалерам.
Буянов, который теперь блистал с ней на паркете, что-то, должно быть, очень приятное говорил Лизе, если она так довольна. Когда танец окончился и ротмистр раскланялся с девушкой, Владимир вздохнул с облегчением.
— Кокетка, — прошептал он ревниво.
Между тем в другом конце бальной залы, у буфета Буянов пил шампанское в компании с капитаном Храбровым и поэтом Буниным, который неумеренно восхищался красотой Елизаветы Павловны. Он только что танцевал с ней, и это, а также ее безыскусная беседа с ним, будто и не было промеж ними никакого объяснения, преисполнило его новыми надеждами. Бунин приятельствовал с Храбровым и поэтому без стеснения делился с ним своими чаяниями. Но изъяснялся он настолько туманно, что понять его мало кто смог бы. А посему Буянов, который слышал все излияния поэта, но ничего не понял и, занятый только собой, полагая, что лишь вокруг него кипит жизнь и бурлят чувства, вдруг повел следующие речи.
— Черт меня побери, если
— Позвольте, — протянул Бунин. — Что значит объяснюсь? Сомневаюсь, чтобы Елизавета Павловна была к вам расположена.
— Э, да ты-то откуда знаешь? — Буянов нахмурился. — Не хочешь ли ты сказать, приятель, что более моего осведомлен о предпочтениях прелестной дамы моего сердца?
— Вот как? — взвился Бунин. — Елизавета Павловна уж дама вашего сердца?
— Тише, тише! — пытался угомонить приятелей Храбров. — Право, стоит ли так спорить о сем предмете?
— Шалишь, друг мой! — Буянов стал серьезен и почти строг. — Неужто ты всерьез спрашиваешь? Предмет преважнейший! Елизавета Павловна стоит и не таких споров! Она стоит…
— Чего же? — раззадоренный Бунин желал непременно разозлить соперника, которого внезапно увидел в Буянове.
Буянов прищурился и, смерив взглядом поэта, медленно произнес:
— Такой ангел, как прелестная Елизавета Павловна, стоит и жизни… Я говорю тут, ежели вы не поняли, о поединке, который только один может доказать истинные чувства.
— Да ты в уме ли, Буянов? — сказал Храбров. — О чем ты говоришь? Не вижу ни малейшего повода для поединка!
— Ты, друг мой, молчи! — насупился ротмистр. — Ты не видишь ничего, потому что не влюблен… А я тут перед собой, — Буянов уставился на поэта, — вижу, кажется, еще одного искателя?
— Как же это понимать? Вы желаете драться? Бунин весь подобрался и был уж готов ко всему.
— Конечно, будь вы военным, я бы не сомневался, — тянул ротмистр, — но чего ждать от статского?
— Уж не подозреваете ли вы меня в трусости, сударь? — Поэт разошелся не на шутку.
Буянов смерил Бунина взглядом, впрочем, вовсе не презрительным, а внимательным.
— Так вот! — воскликнул поэт. — Никто и никогда не смеет подозревать меня в трусости! Более того, — вдруг понизил он тон, — Елизавета Павловна мне дорога не менее, а может быть, и более вашего, и, как знать, кого из Нас она предпочтет.
Бунин уже и позабыл, что Лиза напрочь отвергла его ухаживания. Теперь молодому человеку казалось, что она, узнав о его подвигах, оценит его чувства и по-новому взглянет на его искательства.
— Что слышу? Соперник? — прищурился ротмистр.
— Друзья мои, утихомирьтесь! Что толку в том, что вы теперь поссоритесь и после будете стреляться? — говорил разумный Храбров. — Разве этим привлечешь к себе сердце девушки?..
— Ах, молчи! — прервал рассуждения приятеля Буянов. — Что же, — обернулся он к поэту, — согласны ли вы на дуэли выяснить, кому будет принадлежать счастие первенствовать в любви?