Коломба
Шрифт:
— Не страдает ли ваш родственник морской болезнью? — сухо спросила мисс Невиль.
— Что вы, мадмуазель! Сердце у него твердое, как скала, и на море и на суше.
— Хорошо, можете его взять, — сказала она.
— Можете его взять, — повторил полковник.
Они продолжали прогулку.
В пять часов вечера капитан Маттеи пришел звать их на галиот. На пристани, возле шлюпки капитана, стоял высокий молодой человек в наглухо застегнутом синем сюртуке, смуглый, с черными, живыми, красивыми глазами, с открытым и умным выражением лица. По осанке, по небольшим закрученным усам легко можно было узнать военного: в то время усачи не бегали по улицам и национальная гвардия еще не ввела во
Молодой человек, увидя полковника, снял фуражку и без замешательства и в учтивых выражениях поблагодарил его за сделанное ему одолжение.
— Очень рад быть вам полезным, мой друг, — сказал полковник, дружески кивая ему головой и входя в шлюпку.
— Ваш англичанин не церемонится, — сказал хозяину молодой человек очень тихо по-итальянски.
Хозяин приставил указательный палец пониже левого глаза и опустил углы рта. Понимающему язык знаков не трудно было догадаться, что англичанин понимает по-итальянски и что он чудак. Молодой человек, слегка улыбнувшись в ответ на знак Маттеи, дотронулся до своего лба, как будто хотел сказать, что все англичане — люди немножко с придурью; потом он сел около хозяина и начал внимательно, но не назойливо рассматривать свою хорошенькую спутницу.
— У этих французских солдат славная осанка, — сказал полковник дочери по-английски, — оттого-то из них и легко делаются офицеры.
Потом он обратился по-французски к молодому человеку:
— Скажите, любезный, в каком вы полку служили?
Молодой человек легонько толкнул локтем отца крестного сына своего троюродного брата и, сдерживая легкую улыбку, ответил, что прежде он служил в пеших гвардейских егерях, а теперь вышел из 7-го легкого полка.
— Были под Ватерлоо? Вы еще так молоды!
— Это моя единственная кампания, полковник.
— Она стоит двух, — сказал полковник.
Молодой человек прикусил губу.
— Папа, — сказала по-английски мисс Лидия, — спросите его, очень ли любят корсиканцы своего Бонапарте?
Прежде чем полковник мог успеть перевести вопрос на французский язык, молодой человек ответил по-английски довольно хорошо, но с заметным акцентом:
— Вы знаете, мадмуазель, что нет пророка в своем отечестве. Мы, земляки Наполеона, любим его, может быть, меньше, чем французы. Что касается до меня, то, несмотря на то, что наш род когда-то враждовал с его родом, я люблю его и удивляюсь ему.
— Вы говорите по-английски? — воскликнул полковник.
— Как видите, очень дурно.
Несмотря на то, что его развязный тон немного задел мисс Лидию, она не могла не усмехнуться при мысли о личной вражде между капралом и императором.
Это было как бы предвкушением корсиканских странностей, и она обещала себе занести эту черту в свой дневник.
— Вы, может быть, были в плену в Англии?
— Нет, полковник. Я выучился по-английски во Франции от одного пленного вашей нации.
Потом он сказал, обращаясь к мисс Лидии:
— Маттеи говорил мне, что вы приехали из Италии. Вы, без сомнения, говорите на чистом тосканском диалекте, но, я думаю, вы затруднитесь понимать наш говор.
— Моя дочь понимает все итальянские наречия, — ответил полковник, — у нее дар к языкам. Не то, что я.
— Мадмуазель, поймете ли вы, например, эти стихи из одной нашей корсиканской песни? Пастух говорит пастушке:
S'entpassi 'ndru paradisu santu, santu,E non truvassi a tia, mi n'esciria [10] .10
(Serenata di Zicavo).
(Серенада <пастуха> из Дзикаво.) (Прим. автора).
Мисс Лидия поняла и, найдя цитату дерзкою, а еще более — сопровождающий ее взгляд, покраснела и ответила:
— Capisco [11] .
— А вы едете домой в шестимесячный отпуск? — спросил полковник.
— Нет, полковник. Меня отставили с половинным жалованьем [12] за то, должно быть, что я был под Ватерлоо и что я земляк Наполеона. Я возвращаюсь домой без надежд, без денег, как говорит песня.
И он вздохнул, взглянув на небо.
11
Понимаю (итал.).
12
Меня отставили с половинным жалованьем. — Правительство Бурбонов так обычно поступало со всеми наполеоновскими офицерами.
Полковник опустил руку в карман и, вертя пальцами золотую монету, придумывал фразу, с которой можно было бы повежливее всунуть эту монету в руку своего врага в несчастии.
— И я тоже, — добродушно сказал он, — сижу на половинном жалованье; но… с вашим половинным жалованьем не на что купить табаку. Возьми, капрал.
И он попробовал вложить монету в сжатую руку, которой молодой человек опирался о борт шлюпки.
Корсиканец покраснел, выпрямился, прикусил губу и, казалось, готов был ответить дерзостью, но вдруг, переменив выражение лица, разразился смехом.
Полковник с монетою в руке остался в совершенном изумлении.
— Полковник, — сказал молодой человек, снова приняв серьезный тон, — позвольте дать вам два совета. Первый — никогда не предлагать денег корсиканцу, потому что между моими земляками есть такие невежливые люди, что могут бросить их вам в голову; второй — не давать людям званий, на которые они совершенно не претендуют. Вы зовете меня капралом, а я поручик. Без сомнения, разница не велика, но…
— Поручик! — воскликнул полковник. — Поручик! Но хозяин сказал мне, что вы капрал, так же как и ваш отец и все мужчины вашего семейства.
При этих словах молодой человек откинулся и залился хохотом. Хозяин со своими двумя матросами тоже дружно расхохотались.
— Простите меня, полковник, — сказал наконец молодой человек, — но quiproquo [13] прелестно, и я понял его только сейчас.
Правда, наш род гордится, считая капралов в числе своих предков, но наши корсиканские капралы никогда не носили галунов на мундирах. Около 1100 года некоторые общины возмутились против тирании горных сеньоров и выбрали себе предводителей, которые были названы капралами. На нашем острове гордятся происхождением от этих в некотором роде трибунов.
13
Недоразумение (лат.).