Колониальная Пехота
Шрифт:
Большим минусом этого корабля является полное отсутствие возможностей по отработке боевых навыков, не считая физической формы, изучения теории и практики рукопашного боя. Всё это мы делаем на одной и той же площадке, практически одновременно. И это забавно, когда в одном углу читают лекцию о приоритете выбора цели в секторе обстрела, в другом группа бойцов избивает друг друга, а вокруг них мотает круги взвод, подгоняемый окриками сержанта. Удивительно, но всё это выглядело вполне цивильно и даже систематизировано.
После недели привыкания. За эту неделю количество травм, межвзводных драк и забитых
Смешно, правда, было бы только им.
Корабельная столовая заслужила у нас только одно звание – пыточная. Да, и раньше нас кормили не то чтобы хорошо-вкусно, а скорее вдалбливали в нас столь ненавистные пайки, которые разбавляли свежими овощами и хлебом. Но...
– Сколько раз тебе сказать надо, пухлый палач наших желудков, если залить питательный брикет цвета детской неожиданности соусом из продуктов, которые ты отказываешься называть, вкуснее он не станет! – так звучит самая типичная претензия с нашей стороны, которую мы повторяем если не ежедневно, то раз в пару дней.
– Я и не обязан делать вам еду, дуболомы недоношенные! В мои обязательства входит поддерживать в вас всё необходимое! – хряк с несколькими лишними подбородками показывает средний палец, и проводит им из стороны в сторону, показывая своё отношение ко всем, кто собрался в столовой.
– Вкус еды и есть необходимое, грёбаный ты банан! – к протесту присоединяется всё больше солдат, которым не по вкусу давиться питательным брикетом.
– Ну соус-то чувствуется? Чувствуется! Какие проблемы?! – повар потрясывает половником, выглядывая из-за своего раздаточного стола.
– В тебе проблемы! – и с этими словами кто-то запускает в сторону повара тот самый брикет с тем самым соусом. Толстяк успел спрятаться за подносом, и вовремя – количество снарядов продолжает расти в геометрической прогрессии.
В этот момент в столовую врываются палубники с круглыми прозрачными щитами и шоковыми дубинками, которые начинают бить первых попавшихся солдат и медленно распределяются по всей столовой.
Злость от того, что их нормально не кормят, осознание того, что единственную еду они только что запустили в её создателя, и то, что появились палубники, привели голодных колониальных пехотинцев в состояние боевого куража.
– Наших бьют! – разлетелось по залу. И понеслось...
Вооружённые подносами солдаты бросились в контратаку на палубную охрану. Бойцы с щитами ловко отбивали удары пехотинцев и отбрасывали их назад, нанося увечья дубинками. Плоский металл гнулся и трескался, но казалось, что запас просто неисчерпаем – пехотинцы, потеряв своё импровизированное оружие, отступали в толпу, чтобы вернуться с подносом наперевес.
Вот один из солдат поязыкатее запрыгивает на стол и начинает координировать действия сослуживцев. Бездумная толпа, начавшая получать приказы, буквально на глазах преобразовывается в легион.
– Подрывники, брикетами – залп! Операторы тяжёлого вооружения – вперёд! Ударить и на смену оружия! Пехота, по сигналу!
И вот группа пехотинцев, державшаяся
«Тяжи», выставившие перед собой скамейки, разгоняются и врезаются в противника. Это срабатывает как бульдозерный отвал, снося и разбрасывая врагов. Кто-то из атакующих падает без сознания – увернувшиеся от атаки действуют безжалостно.
– Пехота, бей!
Масса солдат устремляется на охрану, приходящую в себя после атаки тяжеловесов. Не готовые отбиваться, они один за другим пропускают удары подносов и кулаков. Кто-то из солдат подхватывает трофей и использует против владельца – первая захваченная дубинка разбивает визор охраннику и выводит того из игры.
Остатки подразделения палубников в суматохе умудряются сбежать с поля боя и заблокировать зал. Победители расхватывают оружие и снаряжение побеждённых и барикадируют помещение.
Через час сержант-палубник пытается договориться с солдатами через интерком:
– Прекратите этот балаган, сдайте оружие и сдайтесь сами, и тогда ваше предложение будет рассмотрено!
– Хрен там!
– Обойдёшься!
– Нормальной еды нормальным людям!
– Сами виноваты, псы наземные! Я с вами разберусь! – и интерком умолкает. Пехота чествует очередную победу. Тем временем часть бойцов пытается пробиться к повару – тот во время боя запер дверь и опустил решётку, полностью изолировавшись от голодных.
И обещание сержанта сбывается – палубники с помощью инженерного экзоскелета пробивают баррикады и врываются в столовую, вооружившись дробовиками-электрошокерами и гранатомётами со слезоточивым газом в снарядах.
Доблестные пехотинцы дают последний бой, но безуспешно. Вскоре бунтовщиков грузят на гравиплатформы, как мешки, и увозят в карцер. Естественно, привлекаются рабочие – разбрасывать бездыханные тела по камерам.
Через примерно полчаса об этом узнаёт лейтенант Шим от запыхавшегося адъютанта, и доходит до карцера. Там начинается театрально-оперное представление «Ты, палубная крыса» в исполнении звёздного дуэта. Это единственное время, когда охранники не ругаются с пехотой, а горячо обсуждают действия и реплики героев. Потом две группы зрителей разделяются – выпущенные из карцера пехотинцы слушают драматический монолог «Я же говорил», а охранники – его комедийный вариант «Грёбаная пехтура».
И так каждую неделю.
Я удивляюсь, как они умудряются собачиться и забывать произошедшее к концу недели, чтобы повторить в начале следующей. Даже речи, которые своим придуркам читают командиры, из раза в раз не меняются. Слава Колониальному Союзу, меня это полностью избегает – я к голодным бунтам своих сотоварищей стараюсь не присоединяться, ибо первого раза хватило.
Кроме регулярной бузы Колониальной Пехоты на корабле было ещё несколько активностей, которые скрашивали наше тут присутствие. К примеру, ежедневные лекции по общей теории. Судя по словам инструкторов, специально из-за высадки на Балтимор. Темы варьируются от работы внутри малой группы и общей группы войск, так и доходя до мелочей, в том числе о СУКА-х, которые будут нам предоставлены штабом на время работы на планете.