Колонисты
Шрифт:
Филип любил Пенелопу. Молодому человеку нравилась эта утонченная, хорошо воспитанная девушка, которая никогда не возражала ему при посторонних. И пусть в Гарварде ее не находили красивой, так ведь и не называли дурнушкой. Если бы Филип вздумал описать внешность своей невесты, то, пожалуй, чаще всего ему пришлось бы использовать эпитет «длинный». У нее было длинное лицо; длинный и тонкий нос; ее руки напоминали длинные ветви дерева, а пальцы — тонкие, нежные веточки; высокая, чуть выше Филипа, Пенелопа обладала длиннющими ногами и опять-таки длинными, узкими ступнями (однажды в жаркий летний день она разулась, чтобы поболтать ногами в реке, и Филипа до крайности удивил вид ее необычайно длинных ступней).
Они собирались пожениться, как только
Когда Филип рассказал Пенелопе о том, что он считает своим долгом исполнить последнюю волю отца, девушка очень расстроилась. Сейчас совсем не время пускаться в погоню за семейными призраками, со слезами на глазах увещевала она жениха. А что если он опоздает к началу занятий? И как же тогда их свадьба? И хотя Филип клятвенно обещал вернуться к началу учебного года, Пенелопа обратилась за помощью к своему отцу, доктору Чонси. Почтенный джентльмен встал на сторону расстроенной дочери: он тоже не желал, чтобы Филип рисковал карьерой. «Поиски Библии можно отложить на год-другой», — заявил он со скрытым неодобрением в голосе. Однако будущему тестю так и не удалось переубедить Филипа. Когда молодой человек все же решил ехать, Пенелопа была вне себя от злости и обиды. Ничто не могло ее утешить. «Ну ничего, — сказал еще раз сам себе Филип, — вот вернусь и обязательно помирюсь с ней».
Филип Морган въехал в резервацию с севера. При виде чужака мужчины, женщины и дети из племени наррагансетов побросали все свои дела и устремились к одному из Длинных домов [10] , около которого спешился молодой человек. Это были рослые люди с темной, как бронза, кожей, прямыми иссиня-черными волосами и блестящими агатовыми глазами. Их грубая одежда говорила о том, что они очень бедны и вынуждены зарабатывать на жизнь тяжелой, грязной работой.
10
Длинный дом — массивный, в два этажа дом с двускатной крышей, покрытой корой. В длину такой дом мог достигать до 25 м. Вход — над ним помещалось резное изображение тотема — располагался в торце постройки. Внутри дом был разделен перегородками на множество отделений — по числу живущих там семей. Посередине находился широкий проход, где горели костры (у каждой семьи — свой). Дым от костров выходил через отверстия в крыше.
В Длинном доме, около которого остановился Филип, жило несколько семей. Молодому человеку не терпелось узнать, где он может найти кого-нибудь из индейцев-христиан или их лидера, если, конечно, таковой имеется, — именно у этих людей, по мнению Филипа, могла храниться Библия Морганов.
С момента появления первых поселений индейцев, принявших крещение благодаря проповеднической деятельности Джона Элиота [11] , стали называть «молящиеся индейцы». Когда-то насчитывалось тринадцать городов, в которых христиане-индейцы — их было более тысячи человек — могли жить среди остальных христиан. Такое положение дел сохранялось до войны Короля Филипа.
11
Элиот Джон (1604–1690) — миссионер, пуританский проповедник, писатель. Автор трактата «Христианская республика». Отрицал всякую светскую власть. Проповедовал христианство индейцам. Его перевод Библии на алгонкинский язык был первым американским изданием Библии (Новый Завет — 1661, Ветхий Завет — 1663). При поддержке монашеского братства создавал группы «молящихся индейцев».
В 1675
В Длинном доме Филипу сказали, что лидера группы «молящихся индейцев» зовут Нанауветеа, и объяснили, как до него добраться. Не медля ни секунды, молодой человек вскочил на лошадь и пустился во весь опор по дороге Скулхауз-Понд прямо на юг. Сразу за церквушкой, построенной в английском стиле, дорога повернула на запад. Вдалеке, слева от дороги, он заметил маленькое здание школы, которое явно нуждалось в срочном ремонте. За школой тускло поблескивало на солнце большое озеро. И там же он наконец увидел то, что так долго искал. На краю кукурузного поля стоял вигвам Нанауветеа.
Привязывая лошадь к дереву, Филип почувствовал, как в его душе шевельнулась тревога. Усилием воли он заставил себя успокоиться. Ничего страшного — просто он попал в непривычную обстановку. Это был чужой мир, совсем не похожий на тот, к которому он привык. Наверняка индейцу из резервации в Гарварде тоже стало бы не по себе. Для беспокойства нет никаких оснований. Он всего лишь расспросит о Библии, узнает, здесь ли она, и уедет. Это несложно.
В следующий момент он заметил трех индейских ребятишек, внимательно и спокойно наблюдавших за ним. Это были мальчики лет восьми-девяти; их одежда представляла собой причудливое сочетание колониального и индейского стиля. Филип огляделся. Кроме них — ни души. Жаль, что у него нет спутника, который мог бы присмотреть за вещами и посторожить лошадь, пока он будет беседовать с Нанауветеа. Ладно, значит, ему придется поторопиться.
Остов вигвама — круглый каркас из жердей — был покрыт корой. Диаметр строения составлял приблизительно футов четырнадцать. Вход — около четырех футов в высоту — имел прямоугольную форму. Перед вигвамом тлел костер, над которым поднималась струйка дыма, — судя по всему, здесь недавно готовили еду. Тут же стоял невысокий столбик, в его верхней части находилось углубление в форме чаши. Валявшиеся вокруг крошки кукурузных зерен указывали на то, что это ступка. Неподалеку от вигвама, рядом с кукурузным полем, маячило что-то вроде деревянной вышки двенадцати-пятнадцати футов в высоту. Назначения этого сооружения Филип не понял.
Мысленно пожелав себе удачи, молодой человек подошел к вигваму и окликнул хозяев:
— Эй!
Тишина.
— Эй! Есть тут кто-нибудь? — возвысил голос Филип.
Минута проходила за минутой, а ему так и не ответили. Не выдержав, Филип приблизился к жилищу Нанауветеа и сунул голову внутрь. В то же самое мгновение из вигвама выглянул наружу молодой индеец. Они едва не столкнулись лбами.
— Прошу прощения! — Филип вздрогнул и отступил на несколько шагов. — Я думал, меня не услышали.
Сказав это, молодой человек с любопытством взглянул на наррагансета. Индеец был чуть ниже Филипа. На его торсе, крепком и мускулистом, блестели капельки пота. Кроме набедренной повязки и узкого ремешка, надетого на шею, — на нем покачивалась белая раковина, — на индейце ничего не было. Черные как смоль волосы падали ему на плечи. Полные, красиво очерченные губы и холодные темные глаза не выражали никаких эмоций.
Минуты две-три молодые люди молча стояли друг против друга. Первым со спокойствием и достоинством заговорил наррагансет.