Колония "Дельфин"
Шрифт:
Катя Пермакова, записывая новую историю в Инстаграмм, по-хозяйски нацеловывала моего Кирилла. Моего парня. Мелкая дрянь, решила полностью растоптать мою жизнь. Но и Кирилл ей не уступал, он был счастлив или просто делал вид.
– Разве это могло случиться, если бы ты присутсвовала в их жизни? – с удовольствием подливал масла в огонь Герман.
Я наблюдала отвратительную картину и не могла держать себя в руках.
– Мне нужно выйти, - я ринулась к выходу, но меня остановили. Меня переполняли эмоции. Мне
– Это не выход, - говорил директор. – Сделай вывод о содеянном. Выйдя к ним, ты наделаешь только больше глупостей. Кому от этого станет легче? Пусть это останется наглядным примером.
Или Герман считал меня полной дурой, или в действительности верил в то, что говорил. Было понятно, что уроком тут и не пахнет. Это было циничным издевательством над моими чувствами. Это лишь прикрытие. Вряд ли этот момент научил меня чему-то или заставил переосмыслить свою жизнь. Я сделала это сама задолго до этой поездки. Герман изощрялся, ломая мою личность.
Мы покинули место, где Катя и Кирилл мило проводили время без меня, и я была рада этому. Была рада, что в моей жизни больше не будет, таких подлых и мерзких людей. Но путешествие еще не закончилось, водитель подъезжал к моему дому. И тогда я думала, что ничего не огорчит меня сильнее сцены у супермаркета. Как же я ошибалась.
Машина остановилась возле моего дома, и мне отчетливо был виден родной подъезд. Лавочки, небольшой сад, в котором теперь виднелась только сухая трава и детская площадка, на которой я провела все свое детство.
Окно запотевало от моего разгоряченного дыхания. Я хотела увидеть маму, ведь это единственная причина, по которой Герман мог привезти меня сюда. Шли минуты, но никто не появлялся и это понятно, не мог же он точно знать, когда мамы выйдет из дома.
Герман сделал звонок и просто помолчал в трубку. Наверное, на той стороне аппарата его поняли и так. Через несколько минут к подъезду подошел мужчина, он ждал какого-то. Я думала, что разгрызу губы до крови, пока смотрела в это проклятое окно. Герман молчал, водитель тоже, а мне оставалось только ждать чуда и не терять сознание.
И вот, подъездная дверь открылась и вышла мама. Хоте нет, не вышла, я бы сказала: выкарабкалась. С ней явно было что-то не так. Жанна Филатова медленно дохромала до незнакомого мужчины, и взяла у него деньги. Да что тут происходит?
– Мама, - прошептала я, прилипнув к окну. Она выглядело очень плохо. Неважно, хотя это совершенно было на нее не похоже. Казалось, что за эти несколько месяцев она постарела на десяток лет.
– После инсульта, вся ее левая часть отказалась функционировать, - бесчеловечно заявил Герман. – Она сильно переживала за тебя, Соня. Ты причинила ей много боли.
Я посмотрела на Германа и из моих глаз потекли горячие слезы.
– С ней все будет хорошо? – прохрипела я.
– Да, она в порядке. Но
– Я не хотела этого. Это был несчастный случай.
– Это спорный вопрос. Только Бог знает об истинных твоих намерениях, и ты видишь последствия. Если это происходит, значит, ты заслуживаешь все это. Господь не простил тебя. Только твоя мать в этом совсем не виновата.
На моей шее образовалась тугая удавка. Этого не может быть. Я даже не могла предположить, что у мама такие серьезные проблемы. Сейчас, ей как никогда нужна моя помощь, но я не рядом. Теперь, я действительно чувствовала свою вину перед ней.
Сквозь слезы, я смотрела на мать, которая не могла подняться на подъездную ступеньку и ждала помощи от прохожих. Миллион ножей воткнулось в мое сердце. Мне хотелось ей помочь.
– Делай выводы, Соня, - повторился Герман, довольный своей работой. Он стер меня, как некрасивый рисунок, огромным и жестким ластиком.
Мои нервы сдали.
– Мама! Мама! – кричала я, стуча руками по фургону. – Я здесь!
– Она не услышит тебя. Она не должна тебя услышать.
– Позвольте помочь ей, - мой голос поломался. – Ей нужна моя помощь. Пожалуйста.
– Она справиться, Соня, - настаивал Герман.
– Не стоит ее травмировать.
Я почувствовала непреодолимую боль в сердце, и мой плач перешел на вой.
– Выпустите меня!
– я начала биться в истерике, уже перестав себя контролировать. – Откройте эту чертову дверь!
Герман силой усадил меня на пол и пронзил взглядом.
– Это твое наказание, - грубо сказал он. – Сейчас, тебя нет в их жизни, и у тебя нет права вмешиваться. И это только твоя вина.
Я застыла. Это было самым жестоким наказанием, какое только мог он придумать. Я была готова пятьдесят раз усесться на тот стул позора и получать кулаками по лицу, но не это. Это было подобно каторге.
Проглотив комок боли, и я взяла себя в руки и больше не желала смотреть на маму. Это было выше моих сил. Даже если я разобьюсь об это окно, меня никто не отпустить. Все бесполезно.
– Тогда, отвезите меня обратно, - слабо сказала я. – Я все поняла. Я больше этого не выдержу.
Герман слегка улыбнулся, и жестом приказал водителя тронуться. Я судорожно нащупала лавочку рукой и села обратно. Дрожь пронзила меня до самых костей, и дорогу домой, я практически не помню. Не помню, когда мы вернулись в колонию. Не помню, кто тогда был в комнате. Не помню, как легла спать.
Я лежала на кровати, свернувшись в клубок, позволяя слезам падать на подушку. В голову лезли воспоминания увиденного. Я старалась не думать, но это было практически невозможно. Удар оказался слишком мощным.