Колумбийская балалайка
Шрифт:
Такого грохота этот кабинет, наверное, еще не слышал. Пули изрыгались шестью раскаленными стволами. И эти пули убивали дона Мигеля.
Среди тех, кого углядел мутнеющий взгляд Испартеро, был тот самый русский — высокий худой старик, человек, владеющий тайной вкладов Че Гевары. «Предчувствия…» — подумал дон Мигель.
— Дон Педро — это был такой мужчина, это что-то… — негромко проговорил Алексей. И заменил обойму в трофейном «глоке».
Так не стало одного из видных представителей колумбийской наркомафии.
Так русские стали хозяевами ратуши города
— Летисия, поможешь мне задвинуть ставни на окне. Борисыч, ищи свой клад. И поживее. Чтоб мы были ничем не связаны, если придется вдруг отступать.
С пистолетом в руке Алексей расхаживал по кабинету, подошел к столу, взял с него рацию, подумав, сунул в брючный карман.
— Люба, Вовик, свяжите мэра и заприте где-нибудь, а потом возьмите под контроль входную дверь. Миша, дуй наверх, в башню, осмотрись. Таня, видела окошко, узкое такое, выходящее на ту сторону? Посматривай из него. Если заметишь, что подкрадываются, свисти всех наверх…
…Казалось, нет никаких пожаров и вооруженных до зубов латиносов. Казалось, город мирно живет среди повседневных хлопот. Так тихо было в библиотеке.
Борисыч прошел мимо стеллажей под цифрой «I». Здесь хранились амбарной толщины книги, в которых были записаны жители города Текесси, записаны их браки, рождения их детей и, увы, время ухода в мир иной. У самых старых книг уже рассохлись переплеты, наверное, начни их перелистывать, и страницы будут рваться под пальцами, превращаться в пыль.
Он прошел мимо стеллажей с религиозными книгами, мимо стеллажей с художественной литературой. Ему нужны были стеллажи под римской цифрой «IV», где хранились историко-публицистические книги колумбийских авторов.
Вот они.
Борисыч приставил к стеллажу деревянную стремянку, дотянулся до последнего ряда. Сбрасывать книги на пол не стал, перекладывал их на другие полки. Быстро освободил доступ к панели из потемневшего от времени дерева — той панели, что находилась точно над цифрой «IV». Она-то ему и нужна. Немного повозившись, поддел панель гаечным ключом. Когда та чуть отошла от стены, Борисыч вставил в зазор автоматный ствол и надавил им, как фомкой. Панель отвалилась полностью.
Мартинес Камилос не обманул. В нише, обнаружившейся за панелью, лежал металлический чемоданчик размером с видеомагнитофон. Борисыч вытащил его, спустился вниз, сел на нижнюю ступеньку стремянки, положив чемоданчик на колени. Погладил прохладный металлический бок.
Да, конечно. Нет надежнее места, чем эта библиотека, чтобы спрятать что-либо от чужих глаз. Сколько в таком городе читателей? А сколько читателей, интересующихся историко-публицистической литературой колумбийских авторов? Скольким из них может прийти в голову шальная мысль отковырять панель над верхней полкой? То-то… Чемоданчик здесь пролежал бы не меньше чем до капитального ремонта ратуши, а при том финансировании, что получает городская управа какого-то Текесси, капремонт не случится никогда.
Борисыч подавил желание открыть чемодан немедленно. В этом не было никакого смысла, зато был смысл скорее вернуться к ребятам, которые сейчас,
Пока их никто не атаковал.
— Тут приходили панамцы, которые добавляли толкучки в церкви, — поведал Мишка, хрустя чипсами. — Толстый и его корефан. Кое-чего любопытного набубнили. Похоже, тот штымп, которого мы замочили в кабинете, ходил у лесной братвы за пахана. Так что теперь остались одни «шестерки». Вряд ли они наберутся борзости командовать штурмом. Но они точняк — толстый слышал — вызвали подмогу. Короче, до ее прилета, думаю, отдыхаем, а потом опять война. Ну, чего нарыл?
Они все собрались в башне. Отсюда подходы к ратуше просматривались на триста шестьдесят градусов. У четырех узких бойниц, глядящих на четыре стороны света, встали Алексей, Миша, Любовь и Татьяна.
— А что потом было? — жадно спросила Татьяна у ветерана мирового революционного движения. — Вы в Россию не вернулись?
— Не вернулся. — Борисыч на секунду отвлекся от возни со сложными замками чемоданчика. — Нас, уцелевших после того, последнего боя, разбросало по миру, — меня вот закинуло в Канаду… Там я, собственно, и осел. А что? Русские березки, зима, наших, опять же, много…
— Перебежчик, короче, — констатировал Леша.
— Можно и так назвать. Только, видишь ли… Только что-то сломалось во мне после Эль-Торо. Словно глаза открылись…
Борисыч сидел на корточках в центре башни, чемодан положив на каменный пол. Рядом, тоже на корточках, сидела Летисия. Вряд ли она до конца понимала, что происходит, но главным для нее было, что ее мужчина рядом, он защищает ее, он хочет увезти ее в свою страну, привести в свой дом, назвать своей женой. Остальное неважно.
— Понимаешь, Леша… Ведь СССР мог тогда помочь нам, Рамон до последнего надеялся, что Москва протянет руку, он каждый день в шутку спрашивал меня: «Как думаешь, Гринго-бой, Брежнев пошлет войска и авиацию, чтобы вытащить нас?» Но он не шутил, он в самом деле верил… до самого конца. А Москва приказала боливийской компартии никакой помощи революционерам не оказывать, после чего преспокойно отвернулась от нас: дескать, мы тут ни при чем. Потому что Че шел поперек линии ЦК — мировая революция Кремлю уже давно на фиг не нужна была, тем более — без обязательной поддержки пролетариата, без которого, как известно, ни одна революция произойти не может. В общем, СССР предал нас, понимаешь?
Леха почесал за ухом стволом пистолета. И вздохнул:
— У меня отец из диссидентов. Чего ж не понять-то…
— А деньги? — напомнила Таня. — Эти деньги разве Москве не нужны были? Могли бы и попытаться спасти команданте — хотя бы для того, чтобы отыскать тайник.
— Не знаю, Танюша. Может быть, я и не прав. Может быть, Брежнев просто не знал про кассу — он же всего два года, как воцарился на троне, в аппаратах идет передел власти, бардак, ловля недовольных, не все хрущевские секреты еще выведаны… В общем, не знаю.