Колумбы неведомых миров
Шрифт:
Я обнял мужественного сына Триады.
– Джирг, желаю успеха в борьбе!
Нащупав в кармане радиоприемник и проверив его исправность, я подошел к гиганту и сказал:
– Он уходит опять в море, а мы остаемся.
Мы направились к голубому шару. Вскоре уже отчетливо можно было рассмотреть на нем полуоткрытую массивную крышку люка. Исчезли последние сомнения: это был исполинский космический корабль. Сферическая стена круто уходила ввысь.
Наш спутник поднял руку. Из люка выскользнул автоматический трап, а затем выглянул другой гигант, тоже в скафандре. Нам знаками предложили подняться
Войдя внутрь, мы очутились в глухом кубическом помещении. Великан нажал невидимую кнопку, и стены за ним бесшумно сомкнулись, а впереди открылся новый тамбур. И так повторялось дважды. В нишах последнего помещения висели ярко-голубые прозрачные скафандры.
Долгое время пришлось идти по туннелю-коридору, спирально вьющемуся в нижней части шара. Стены коридора излучали мягкий рассеянный свет, напоминающий солнечный. Наконец коридор кончился, и мы очутились в огромном сферическом зале. Здесь нас окружили другие гиганты.
Пытаясь объясниться с ними, Петр Михайлович стал отчаянно жестикулировать.
Наш спутник усмехнулся, взял нас за руки и, пройдя в сферический зал, подвел к вогнутому экрану в центре полукружия, образованного огромными креслами. Сев в эти глубокие мягкие кресла, мы как бы утонули в них.
Сферический зал представлял собой, по-видимому, централь управления кораблем. Поражали ее размеры: противоположная стена находилась от нас на расстоянии трехсот метров, если не больше, а оводы терялись где-то в вышине. Позади нас возвышалось причудливое сооружение, напоминающее живое существо, с множеством различных указателей, приборов, блестящих дисков, клавишей и кнопок. Вероятно, это был электронный мозг корабля. По окружности стен шли ряды электронно-вычислительных машин сложнейшей конструкции. Большинство установок и сооружений в централи было совсем незнакомо мне, и трудно было давке догадаться об их назначении.
Справа от электронного мозга раскинулся гигантский пульт управления с рядом высоченных кресел для операторов. В глазах рябило от обилия приборов и экранов различной формы, расположенных на пульте.
Между тем гигант, приведший нас, сосредоточенно устремил свой взгляд на экран, светившийся пепельно-серебристым блеском. И вдруг на экране появились картины событий, пережитых нами в последнее время: побег из Трозы, плавание с Джиргом на электромагнитном корабле, ураган, Большой юго-западный остров, встреча с гигантом на берегу и путь от побережья к шару.
– Невероятно!
– воскликнул Самойлов.
– На экране отражаются мысли и воспоминания гиганта. Ведь это та же самая чудесная машина - приемник и преобразователь биотоков, идущих от его мозга.
Гигант вопросительно посмотрел на нас.
– Давайте попробуем мысленно рассказать ему о себе, - предложил я академику.
– Я сейчас восстановлю в памяти отлет “Урании”.
И, действительно, на экране появился Главный лунный космодром, огромный силуэт нашей “Урании”, толпы землян в громоздких космических скафандрах. Затем люди исчезли, и вот уже “Урания” взлетает в космос, окутанная чудовищными вихрями энергетической отдачи.
Но как только я ослаблял напряжение памяти, картины
Самойлов недовольно поморщился.
– Не увлекайся, Виктор, не увлекайся. Давай я заменю тебя.
Он стал напряженно смотреть на экран. И тотчас на нем обрисовался шар Земли, потом план Солнечной системы, положение Солнца в Галактике. Короче говоря, началась лекция по астрономии. Затем по экрану помчались ряды тензорных уравнений, знаменитая формула Эйнштейна Е = ТС2, преобразования Лоренца и, наконец, ряд вопросительных знаков над формулой “скорость света равна константе”.
Глубоко задумавшись, гигант следил за бегом мыслей Самойлова на “экране памяти”. Чувствовалось, что великие вопросы естествознания, мучившие академика, для гиганта - открытая книга. Но как их разъяснить нам? Вот, вероятно, над чем он задумался.
Еще с полчаса Самойлов “рассказывал” о Земле, о ее общественной жизни, о науке и технике землян XXIII века. На экране оживала история Земли: появлялись картины жизни и быта людей, уровень развития техники в разные эпохи, достижения человека в господстве над природой.
Особенный восторг вызвали у гиганта картины земной истории: борьба человека с природой на заре цивилизации, великие общественные и революционные движения, яростный накал крестьянских восстаний и пролетарских революций, экспедиции мореплавателей и землепроходцев, победа над косными силами материи и прорыв на просторы Космоса.
Когда академик окончил свой “рассказ”, гигант порывисто встал, дружелюбно улыбаясь, и жестом предложил нам следовать за собой. Он повел нас в спиральный туннель. Мы долго петляли по боковым коридорам, пока не попали в небольшой зал, во всю стену которого высился огромный экран. От него расходилось ажурное плетение волноводов. Взглянув вверх, я разглядел слабо фосфоресцирующий свод.
Внезапно наступил полный мрак. В то же мгновение свод засверкал звездами. Я замер в восхищении. Звезд становилось все больше и больше. Сгущаясь, они превратились в оплошной сияющий рой. Обозначилась спиральная система.
– Да это же наша Галактика!
– догадался я.
Самойлов кивнул головой, не отрывая глаз от поверхности свода. Галактика росла, увеличивалась в размерах. Свод заполнялся мощными спиральными ветвями, которые на глазах распадались на мельчайшие пылинки - звезды.
Непрерывно вращая диски настройки на панели под экраном, гигант напряженно следил за причудливой игрой звездных роев. Спирали бледнели, гасли. И вдруг появились искаженные за десятки тысячелетий, не все же до боли знакомые созвездия.
– Смотрите, Петр Михайлович!… Вот Орион, Плеяды, а там - Kacсиопея, Центавр, Пегас! Это же наше земное небо!
На поверхности свода осталось только созвездие Девы. В этом созвездии расположено Солнце, если смотреть на нашу Солнечную систему из глубин Космоса. Созвездие стало увеличиваться в размере, как бы стремительно приближаясь к наблюдателю. Остальные звезды бледнели, уходя вверх и в стороны. Внезапно свод погас, но в центре экрана появилась яркая желтая звезда, а вокруг нее - десять мельчайших блесток, через секунду выросших до размеров детских мячей.