Колумбы неведомых миров
Шрифт:
Это была наша Солнечная система. И вот уже весь экран заполнил диск родной планеты. Ее окружала туча маленьких лун.
– Гм… Когда мы улетали, искусственных спутников было двадцать шесть, - заметил Самойлов.
– Сейчас же их не менее ста!
Гигант знаками предложил нам стать у пульта и самим управлять настройкой и наводкой этого волшебного “телескопа”. Он показал, какие рукоятки регулируют резкость, яркость и величину изображений.
Я осторожно повернул вправо масштабный диск - и сразу пропала дымка атмосферы Земли, закрывающая очертания материков. Отчетливо проступил континент Евразии. Возникли
Но что это? Я не узнавал! знакомых с детства мест. Куда исчезли огромные города, промышленные центры, гиганты индустрии, сети электропередач и железных дорог? Повсюду раскинулся океан растительности. Зеленели кроны могучих лавров, цвели олеандры. Веерные пальмы шевелили широкими листьями, словно посылая привет “нам, пронесшимся через время и пространство и теперь рассматривавшим родную планету из чудовищной дали в квадриллионы километров.
Но почему в средней полосе России растут тропические цветы и деревья? Неужели прошла целая геологическая эпоха? Ведь в районе Москвы или Ленинграда только в мезозойскую эру был тропический климат.
Вдруг на экране возникла монументальная колонна. Отлитая ига блестящего белого сплава, она стремительно взмывала на трехсотметровую высоту. Форма колонны напомнила мне что-то очень знакомое. Я вгляделся, быстро вращая диски, и чуть не вскрикнул от удивления. Это был… наш гравитонный звездолет, стоявший на посадочном треножнике! Странное чувство охватило меня, когда я заметил на колонне два больших овала, а в них - наши (мой и академика) портреты, написанные вечной краской. Ниже портретов золотом светились надписи, одна - на геовосточном языке, другая - на совсем незнакомом:
“В третьем тысячелетии новой эры отсюда стартовали эта люди. Они первыми испытали гравитонную ракету и дерзнули полететь к центру Галактики. Должны были возвратиться на Землю в шестьдесят третьем тысячелетии. Они не вернулись еще и сейчас, в начале первого тысячелетия второго миллиона лет человеческой истории. Вечная слава героям науки!”
– Миллион лет… - прошептал я, затаив дыхание.
Подавленный гигантским промежутком истекшего времени, я бессильно опустил руки. Время! Его безостановочный, не поддающийся никаким силам, поток унес дорогое: друзей и товарищей, с которыми я бороздил Космос, и вою привычную обстановку третьего тысячелетия. Я почувствовал, как повлажнели мои глаза.
Между тем Самойлов, спокойно отстранив мою руку, повел волшебный канал неведомой связи, вызывающей картины Земли, на северо-запад от памятника. Я понял, что он ищет столицу Восточного полушария. Среди моря цветов торжественно вздымалась многокилометровая громада здания, украшенная скульптурами. На фронтоне огромными буквами были начертаны всего два слова. Я никак не мог их разобрать: какой-то незнакомый язык. Академик до отказа вывел диск резкости. И тогда сквозь знаки новой надписи (вероятно, на языке второго миллионолетия) смутно, еле различимо, проступили старые геовосточные буквы.
– Пан…те…он бессмертия, - первым разобрал надпись академик.
Пантеон расплылся, растаял. Четко, почти осязаемо возник гигантский зал с рядами анабиозных ванн. В пульт каждой из ванн был вмонтирован портрет “спящего”. С портретов на меня сурово смотрели незнакомые лица…
Пока гиганты были заняты своими делами наверху, откуда доносились их певучие голоса, я
– Неужели в Информации познавателей нет никаких упоминаний о гигантах?
– опросил я Петра Михайловича.
– Представь себе, никаких! Я даже не мог узнать о происхождении скульптуры в Энергоцентре. Служители и операторы вообще ничего не знают. Их радиофицированный мозг лишен творческого начала. А познаватели молчат. Мне сразу было ясно, что они почему-то упорно избегают разговоров о гигантах… Давно ли они здесь и какое отношение имеют к грианам? Скульптура на уступе Энергоцентра, а также отрывочный рассказ Виары привели меня к мысли, что некогда гиганты сотрудничали с познавателями, а потом вдруг замкнулись на Большом юго-западном острове. Но почему?
– Как же все-таки нам объясниться с гигантами? Странно, что они не понимают ни нашего, ни грианского языка. В чем делю, Петр Михайлович?…
– Они, должно быть, все понимают, и я уверен, что они нас знают уже давно. Ведь не случайно же мы спаслись во время урагана.
– Тогда почему они не отвечают на вопросы?
– Вероятно, потому, что их язык сложен и не похож на наш, и даже на грианский. Поэтому они затрудняются формулировать свои мысли на грианском языке, который им кажется языком дикарей или младенцев…
Через некоторое время гигант снова пришел к нам и уселся напротив, дружески улыбаясь.
– Вот, послушай, - сказал Петр Михайлович, - я сейчас задам ему рад вопросов. Он должен их понять и как-то откликнуться.
– И Самойлов обратился к гагату: - Окажите же наконец: кто вы? Из какой части Галактики вы прилетели на Гриаду?
Выслушав Самойлова, гигант стремительно подошел к главному пульту и начал быстро переключать приборы, потом заметался у рядов электронных машин. Внезапно погас свет, лившийся со всех сторон, но ярко вспыхнули стены-экраны централи. Одновременно зазвучала тихая музыка приборов и аппаратов. Перед нашими глазами поплыли странные, незнакомые картины. Гигант стал объяснять нам, где его родина. Оказывается, все, что происходило на корабле и вне космического корабля в прошлом, чудесно запечатлелось в веществе экранов, которые представляли собой развернутые схемы запоминающих электронных устройств.
Вначале на стенах корабля возникли очертания неведомой Галактики, которая была раза в три больше нашей; у нее уже не было спиральных ветвей. Это была древнейшая эллиптическая Галактика, в которую через миллиарды лет превратится и наша звездная система. Вдруг у меня захватило дыхание: открылась панорама необычайно прекрасного мира. Под слепящими лучами бело-синего солнца плескались волны оранжевого моря; по золотистым равнинам струились величественно-медлительные реки; искрились брызгами водопады, ниспадающие с прозрачных ярко-желтых каменных уступов. Расцвеченная изумительно радостными красками чужого мира, шумела невиданно могучая пурпурно-оранжевая растительность; на фоне небосвода четко вырисовывались воздушные сооружения, арки, мосты и башни из ослепительно-голубого металла. Повсюду сверкали, искрились и рассыпались мириадами солнечных блестков огромные фонтаны, то посылая свои воды в небесную высь мощными потоками, то извиваясь причудливыми струями, то разбрызгиваясь миллионами трепещущих, точно живых, капель.