Колумбы российские

Петров Виктор Дмитриевич

В Якутск Хвостов с Давыдовым добрались в середине октября и немедленно явились к местному начальнику Карташевскому с просьбой оказать им содействие добраться до Петербурга. Вид у них был ужасный — истощенные от недоедания и тяжелого пути, в рваной одежде, они совсем не походили на бравых морских офицеров, плававших с Резановым на компанейских судах.

Карташевский провел с ними два часа в своем кабинете, подробно расспрашивая об обстоятельствах ареста и содержания под стражей в Охотске. Он не сомневался в искренности их рассказа и после разговора снабдил их чистой одеждой и распорядился поместить моряков в хорошей, удобной комнате до получения дальнейших распоряжений.

—

Официально, господа, вы будете находиться у меня под домашним арестом и можете пользоваться полной свободой, ходить куда угодно и делать, что угодно, но… — и он показал им эстафету капитана, — на основании донесения капитана Бухарина я обязан рапортовать иркутскому губернатору, и до получения его официального разрешения не имею права разрешить вам выехать из Якутска… Запаситесь терпением, господа, я уверен, что власти в Иркутске разберутся, и вам будет позволено продолжать путь в Петербург. А пока располагайтесь и чувствуйте себя здесь, как дома.

4

Пользуясь полной свободой в Якутске, офицеры могли теперь писать письма в Иркутск и в Петербург. В то время как Хвостов пребывал в мрачном настроении, переживая все, что произошло с ними за последние месяцы, Давыдов не терял времени и писал в инстанции, требуя полной реабилитации не только от администрации компании, но и от высших властей военно-морского ведомства. Донося о действиях капитана Бухарина, он писал 18 октября 1807 года в главное правление компании в Петербург:

«… Бухарин говорил, что он не верит, чтобы действительный камергер Резанов мог приказать сию экспедицию, ибо обо всяком секретном препоручении он известил бы его прошлого года».

И дальше:

«…и теперь спрошу всякого: мог ли кто-нибудь спросить действительного камергера Николая Петровича Резанова о степени его уполномочия и не повиноваться ему!..»

Описывая поведение Бухарина, захватившего в свои руки всю власть в Охотске, Давыдов приписал:

«…город Охотск корыстолюбием капитана Бухарина совершенно преобращен в острог… подчинение начальству его почтовой экспедиции доставляет ему способ останавливать все жалобы на него посылаемые и утаивать даже указы… Находя поступки капитана Бухарина клонящимися только к погибели моей и будучи удостоверяем в том насилиями его чинимыми ежедневно, решились мы с лейтенантом Хвостовым бежать под ответ законов нежели быть мучимыми в Охотске без суда и ожидать неминуемой смерти… Будучи уверен в правоте своих поступков, с охотою подвергаю себя суду правосудия и прошу вас только, милостивые государи, о исходатаиствовании выслания нас в Петербург».

Злоключения Хвостова и Давыдова пришли к концу только после того как о них было доложено сибирскому генерал-губернатору, который отдал распоряжение доставить обоих в Иркутск. К их прибытию в

Иркутск бюрократические колеса закрутились полным ходом; их письма дошли до Петербурга, и в Иркутск было послано через министра морских сил повеление государя нигде их не задерживать. Шел уже 1808 год, когда оба злополучных офицера наконец добрались до столицы.

Высшие военные власти были хорошо осведомлены о высоких боевых качествах обоих офицеров. В это время велись военные операции в Финляндии, и тамошний главнокомандующий русской армией граф Буксгевден обратился с просьбой к министру морских сил адмиралу Чичагову откомандировать Хвостова и Давыдова в его распоряжение. Оба офицера получили команду над двумя морскими судами, и вскоре реляции с фронта запестрели сообщениями об их геройских действиях. В Петербург на побывку они вернулись только в октябре 1809 года.

Судьбе

было угодно, чтобы к этому времени в Петербурге появились и два других человека, побывавших в Новоархангельске. Это были капитан де Вульф, только что прибывший в Кронштадт с грузом товаров из Америки, и доктор Лангсдорф.

Последний выехал из Петропавловска весной 1807 года и решил, не торопясь, проехать через всю Сибирь. Во всех городах доктор слышал о молниеносном проезде через эти города высокого столичного гостя, камергера Резанова, за несколько месяцев до него. Началась уже зима, когда в ноябре доктор Лангсдорф добрался до Красноярска, где узнал о смерти Резанова.

Лангсдорф немедленно же отправился на кладбище, на могилу Резанова. Стоял суровый зимний день. По дороге кружила поземка, и на кладбище уныло завывал ветер между покрытыми снегом памятниками. На могиле Резанова стоял очень простой памятник, просто квадратный камень, наподобие алтаря. Никакой надписи не было… Простая каменная глыба… Это было место последнего упокоения мятущейся души Резанова. Здесь, под каменной глыбой, были разбиты надежды двух любящих сердец.

Долго стоял Лангсдорф у простого памятника над могилой человека, чья судьба была связана с его собственной в течение долгих месяцев. Здесь лежал человек, о ком у Лангсдорфа остались только горькие воспоминания, — а ведь Резанов своими рекомендательными письмами к влиятельным лицам в Петербурге открыл ему дорогу в столице. Маленький человек никак не мог забыть тех мелких уколов самолюбия, которые он испытал от Резанова во время поездки в Калифорнию. И здесь, над могилой этого человека, после первого чувства сожаления о преждевременной смерти камергера, у него снова возникло отнюдь не доброжелательное чувство к ушедшему…

Лангсдорф повернулся и медленно пошел к воротам кладбища, оставляя в глубоком снегу следы своих ног. Холодный ветер быстро заполнял эти следы сухим колючим снегом, точно никто, никогда не подходил к покинутому, безымянному памятнику Резанову.

Только через много лет, в 1842 году, когда директор знаменитой Гудзон-Бейской компании сэр Джордж Симпсон, проезжая через Сибирь, посетил Красноярск, он писал, что на могиле Резанова стоял памятник, поставленный камергеру дирекцией Российско-Американской компании.

5

Поздней осенью 1809 года судьба вновь столкнула вместе обоих офицеров с Лангсдорфом и де Вульфом.

В холодный октябрьский день по Невскому проспекту, закутавшись от кусающегося, неприятного ветра, шли Хвостов и Давыдов; они только что побывали по делам в Морском штабе и теперь торопились забежать в какой-нибудь ресторан обогреться. Можно представить себе их изумление, когда они вдруг столкнулись на Невском с крупным полноватым капитаном де Вульфом, а рядом шел маленький востроносый доктор Лангсдорф.

— Какими судьбами, откуда?

Приятели радостно обнялись… посыпались вопросы. И, конечно, решено было отпраздновать встречу надлежащим образом… Встреча, как и следовало ожидать, затянулась в отдельном кабинете ресторана до поздней ночи. Было много выпито… пили за неожиданную встречу… пили за упокой души безвременно умершего раба Божия Николая… пили за красавицу Кончиту… за солнечную Калифорнию и туманный форт Святого Франциска…

Был уже поздний час, когда приятели решили разойтись по домам. Де Вульф и Лангсдорф пошли проводить офицеров до Исаакиевского моста на Неве. Хвостов с Давыдовым жили на Васильевском острове. Подошли к реке и в недоумении уставились на реку. Мост в этот поздний час оказался разведенным, и перейти на другую сторону было невозможно.