Колян. Дилогия
Шрифт:
Из отдельного домика выскочил высокий человек, по пояс раздетый, с автоматом Калашникова в руках, и начал стрельбу по засевшим за оградой бойцам.
Остальные бандиты, опомнившись, залегли за телегами и кучами брёвен и тоже начали огрызаться одиночными выстрелами и арбалетными стрелами. Пули впивались в дерево у головы Николая, и он решил — хватит средневековья — снял автомат, поставил рычажок на одиночную стрельбу и стал снимать особо злостных стрелков. Выстрел — один ткнулся в землю. Бойцы, для которых выстрел из автомата послужил сигналом, тоже перешли на огнестрельное оружие и начали отстреливать бандитов. Это была бойня. У осажденных не было никаких шансов, хотя огрызались они довольно умело и яростно — видимо, среди них затесались и бывшие вояки, заключённые. Они собирались
Бой продолжался уже минут двадцать. Особо злостные бандиты сидели крепко, забаррикадировавшись в центре площадки. Николай не хотел применять гранаты — тогда точно заложников посечёт осколками, но и подставлять своих людёй под пули он не собирался. Николай приказал зайти с другой стороны лагеря двум самым умелым гранатомётчикам с тем, чтобы положить гранаты внутрь баррикады максимально точно, не задев пленных женщин. Взводный скомандовал двум парням, они исчезли в лесу, а казаки по команде Атамана усилили стрельбу по баррикаде, отвлекая внимание бандитов на себя.
Через десять минут Николай увидел, как тёмные предметы полетели внутрь баррикады и тут же грохнули несколько взрывов один за другим. Бойцы применили наступательные гранаты с минимальным разлётом, в отличие от оборонительной эфки, у которой разлёт осколков составляет 200 метров. Стрельба стихла, казаки перемахнули через изгородь и побежали к центру лагеря, осматривая убитых и раненых мародёров. Некоторые ещё шевелились и стонали, а возле дома их вожака ещё слышались выстрелы — вожак сидел крепко и сдаваться не собирался. Николай послал бойцов закончить с ним, что и было проделано, судя по грохоту нескольких десятков выстрелов. Атаман подозвал взводных:
— Добейте раненых. Проверьте все трупы. Нам ни к чему в тылу живые бандиты. Выберите самых опытных, с крепкими нервами бойцов, пусть занимаются этим, добивают если нужно. Девчонок отправьте к пленным бабам, пусть успокоят и освободят, посмотрят, есть может быть раненые.
Взводные побежал рысью, раздали команды и бойцы пошли цепью по территории лагеря. Неожиданно один «труп» повернулся и выстрелил из пистолета в сторону Атамана. Пуля прошла мимо, порвав рубаху Николая. Сзади кто-то тихо охнул. Он разрядил в «ожившего» автомат, сбив его двумя пулями, и оглянулся назад. Алка стояла побледневшая, прижав к животу руки. Между ними струился ручеёк крови. Она растерянно улыбнулась, потом глаза её закатились, и она мягко опустилась на заплёванную, затоптанную копытами и ногами площадку. Вот и всё. Была девчонка и нет…
Николай почувствовал, как у него ком встал в горле и зашумело в ушах, как после перепада давления в самолёте. Он кинулся к Алке, пощупал пульс. Бесполезно, видимо, она скончалась от болевого шока ещё до того, как упала на землю — пуля попала в печень. Он поднял её, такую тяжёлую, большую — почему-то мёртвые всегда весят намного больше, чем живые, как будто наливаются свинцом — и понёс её к стене, положив на участок дёрна с травой. Ему показалось, что нельзя ей лежать вот так, изломанной тряпичной куклой на заплёванной грязной земле. Впрочем, он поймал себя на мысли, что ей уже всё равно. Ему хотелось плакать, но слёз не было, он уже разучился плакать. Проглотив комок в горле, он заставил себя перейти к делу.
Осмотревшись, он увидел, что бойцы уже прочесали практически весь лагерь, все бандиты были мертвы. В центре лагеря стояли телеги с награбленным добром, в загородке бегали взмыленные кони, напуганные выстрелами и взрывами, некоторые из них были ранены. Николай отдал приказание добить раненых лошадей — мучиться им было ни к чему, остальные должны были через некоторое время успокоиться. В другой загородке держался скот — коровы и бараны. Атаман задумался. Тащить скотину с собой за 700 вёрст было глупо.
Казаки посчитали свои потери — вместе с Алкой погиб ещё один боец. Шальная пуля попала ему прямо в лоб, когда он высунулся из-за изгороди. Бойца положили возле Алки, они лежали рядом, как будто отдыхали, устремив лица с закрытыми глазами к небу. У бойца снесло половину черепа, только лицо осталось целым и молодым. Николай приказал накрыть их и положить в одну из телег, чтобы отвезти туда, где их похоронят. Тех пленных женщин, что могли идти, казаки выстроили за телегами, в которые посадили тех, кто был совсем плох и не мог сам передвигаться. Остальные телеги нагрузили товарами, награбленными бандитами, и, оставив в лагере трофейную команду для сбора оружия, вещей и боеприпасов, караван двинулся по направлению к ферме, с которой и началась вся заваруха. Пока они ехали — а дорога заняла больше двух часов из-за медленной скорости телег, Николай думал, что делать дальше, и по прибытии на ферму планы его поменялись. Он размышлял так:
«Мы идём на бывший запад на поиски соляных копей. Надо учесть, что эта операция — не разовая, надо создавать «соляной путь», по которому караваны с солью пойдут в центр нашей территории. Для этого нужно основать поселения, фактории, перевалочные базы. Мы имеем бывшую ферму, несколько десятков женщин, молодых, детородного возраста, много товаров, густой лес вокруг и в целом благоприятный рельеф. Так пускай эта ферма и будет первой факторией на пути к соли. Мы оставим тут для охраны гарнизон из двадцати человек — это, конечно, нас ослабит, но ненамного. Эти двадцать займутся постройкой крепости — благо, что и инструменты, и всё необходимое для этого имеется. Построят склады, обустроят территорию и будут тут стоять охраной. Бабы будут помогать, и рожать детей. Тем самым наша территория расширится намного. Таких факторий надо несколько, каждые пятьдесят–сто километров, но начнём с этой. Как раз сразу двух зайцев убьём — освободимся от обузы в виде толпы перепуганных женщин, и заложим тут поселение. Назовём его, пожалуй, Красная Ферма. Дом же красный, и не только от кирпича. Женщинами заведовать поставлю Анну, фермершу — это её дом, ну а гарнизоном назначим кого-нибудь похозяйственней командовать. Придётся ещё на день задержаться. Тем более, что надо ребят похоронить как следует».
У него опять сжалось сердце и подкатил ком к горлу — он вспомнил, как звонко смеялась Алка, и какое у неё было упругое, гладкое молодое тело. Она любила его, а он только о теле и вспоминает, зло оборвал себя Николай. Ему иногда казалось, что он как зачумлённый — везде разносит смерть. С этими невесёлыми мыслями он и въехал на площадку перед фермой. Трупы с неё убрали, у опушки леса чернели четыре холмика — три с крестами, один без — хозяин фермы, его дети и верный пёс, отдавший жизнь за людей.
«Скоро к ним прибавятся ещё несколько могил, — подумал он — Сколько ещё их будет?». Николай подозвал взводных и велел им послать гонца за оставшимися с вьючными лошадьми бойцами. Гонец вскочил на коня и запылил по гулкому асфальту. Николай объяснил взводным свое решение, они согласно кивнули в знак того, что поняли — Николай ещё раз отметил, что дельных взводных воспитал — и принялись раздавать приказания. Часть бойцов отправили назад в лагерь бандитов после того, как разгрузили телеги, за новой порцией барахла, остальные занялись обустройством лагеря и копанием могил. Через час вьючные лошади были уже у фермы, а Анна хлопотала у измождённых и избитых пленниц бандитов, по мере возможности помогая раненым. У казаков тоже были раненые, в основном легко — их и планировал оставить на ферме Николай. За ним тенью следовала Катька, заплаканная и переживающая смерть подруги. Николай задумался, не оставить ли всех девчонок на ферме. Потом всё-таки решил — нет. Как раз лучше оставить парней — баб вон сколько, пусть размножаются. «Цинично? Зато практично…» — хмыкнул он.