Колян. Дилогия
Шрифт:
Взводные недолго поговорили:
— Не надо жребия — Василий останется. Он в механике лучше всех петрит, пусть и разбирается. А я с тобой, Атаман.
— Ясно. Пусть будет так. Если я не вернусь через месяца два, вам нужно будет соединиться с группой на Красной Ферме и сообщить в столицу, понял, Василий?
— Понял… чего не понять. Сделаю как надо всё, Николай Фёдорович, даже не думай. Будь спокоен.
— Всё. Всем отдыхать.
Николай пошёл к большой ёлке, расстелил под ней одеяло, над головой соорудил навес от дождя. Потом решил отойти по нужде. Загляделся на громаду корабля, делая своё меленькое дело, и пошёл вдоль
Он сделал еще несколько шагов вдоль борта. Краем глаза ему показалось, что за плечом мелькнула какая-то тень. Он резко повернулся в ту сторону, но не успел — в голове вспыхнул фейерверк искр и сознание погасло.
Сквозь туман в голове он чувствовал, как его куда-то волокут. Его ноги бились о пеньки, корявая ветка содрала ему кожу на предплечье, разорвав рубаху. Руки его были связаны сзади так, что кисти затекли и он их совсем не чувствовал. Глаза ему завязали, и это обнадёживало — если бы его хотели убить, не озаботились бы этим. Его взяло зло — старый тёртый волчара попался, как щенок. И ведь чувствовал же он — кто-то есть рядом, бродит вокруг корабля. Наконец его мучительное путешествие закончилось и его, судя по ощущениям, бросили под дерево.
Потом кто-то заговорил на непонятном языке. Это был не английский — английский Николай понимал и мог на нём с грехом пополам изъясняться, а что-то восточное — то ли арабский, то ли…хммм…. иврит? Николай философски подумал, что всё равно скоро узнает, кто его похитил, так что нечего себе голову ломать, тем более что болит она невероятно — поленом, похоже, треснули. Внезапно его одолела тошнота и он провалился в спасительное забытьё. Его последней мыслью было, что за эти годы случилось как-то слишком много сотрясений мозга.
Глава 29. Николай и Лев
Закон № 78
Родные бойцов, погибших при исполнении, на три дня освобождаются от всех работ и получают материальную компенсацию в течение месяца.
Голова страшно болела. Николай сделал усилие и попытался утихомирить толчки боли в затылке. Сосредоточившись, он как бы погасил основные толчки боли, и она затихла, спрятавшись в затылке, лишь пульсировала где-то на границе сознания. Не открывая глаз, он прислушался, потом сквозь полуприкрытые ресницы осторожно осмотрелся — он лежал на грязном полу в каком-то строении. Рядом были грубо сколоченные нары, покрытые каким-то тряпьём. За пыльными, засаленными стёклами оконца виднелись какие-то фигуры, они резко и громко разговаривали не по–русски, перемежая речь русской-таки бранью.
Николай открыл глаза и осмотрелся уже внимательнее — комната была пуста. Он пошевелил руками — они совсем онемели.
«Эти идиоты связали руки так, что через несколько часов я лишусь рук, если не развяжут, — с досадой подумал он — Попал я крепко, но они одного не знают — я не простая личность, мое отсутствие заметили точно, и наверняка уже разыскивают. Ну а как разыщут, им хана. Порвут их парни. Главное дожить до этого… Хорошо хоть раздеться не успел перед попадаловом — в своей обычной боевой рубахе с
Он пошевелился и стал медленно, скрипя зубами и суставами, передвигать связанные руки, заводя их к ногам, потом просунул ноги в кольцо рук и вот — руки были впереди. Николай завёл их за спину и вытянул нож из ножен. Поднёс его ко рту, взял в зубы рукоятку и стал пилить верёвку, стянувшую запястья. Верёвка, наконец, лопнула и он чуть не завопил от боли, когда кровь прилила к посиневшим кистям рук. Он, сжав зубы, тщательно разминал руки, пока они не стали чувствовать и не смогли держать нож. Он сунул нож сзади за пояс, подобрал верёвки, намотал их снова на руки и, зажав в ладонях, изобразил, что он связан и в отключке. Теперь нужно было только ждать.
Жаркий спор за окном закончился и в домишко вошли два человека. Один постарше, с жёстким, неприятным лицом и второй, помоложе, с курчавыми, чёрными волосами и яркими, васильково–синими глазами. Старший подошёл к «связанному» Николаю, навис над ним и сказал что-то на непонятном языке:
— Кэлев, зэвэль шель бэн адам! — потом он пнул пленника пару раз с ожесточением и злобой, видимо, чтобы тот очнулся. Наклонившись к Николаю, изобразившему трудное пробуждение, он, ломая язык, сказал:
— Ти, сукин син, кто такой билят!? Русский свинья! Бэн зона! Откуда взялся, сука? — он ещё раз пнул Николая и тот глухо застонал. Синеглазый сделал останавливающий жест и о чём-то бурно заговорил со старшим, явно предлагая помягче обойтись с пленником. Тот резко оборвал молодого и продолжил:
— Рассказвай, откуда ви пришли и сколько!
Николай подумал, и сказал:
— Предлагаю вам сейчас же отпустить меня во избежание больших неприятностей для вас. Не отпустите — будете мертвы в ближайшие часы. Время пошло.
Мужчины опять бурно заговорили на каком-то неизвестном языке и старший сказал:
— Ти, сука, мне будешь диктовать условий? Ти умрёшь сейчас! Типэш! — он опять пнул Николая, попав как раз в больное, уже зашибленное место, что привело Атамана в ярость. Внешне на его сухом, угрюмом лице это никак не отразилось, он только сильнее напрягся и сжал зубы. Старший достал большой пистолет типа беретты и приставил к голове Николая:
— Говори, откуда пришли и что хочешь тут делать все вы! И умрёшь без проблем!
Николаю всё это уже надоело. В конце концов, так можно и пулю в башку схлопотать от неадеквата. Он нащупал рукоять ножа рукой и, резко раздвинув руки, разорвал видимость верёвки, почти незаметным движением воткнул нож в горло наклонившемуся к нему старшему, одновременно отбив его руку с пистолетом. Затем сделал нырок вперёд ко второму, сбил его плечом с ног и, навалившись, приставил ему нож к горлу — ему требовался заложник, так как из тюрьмы надо было как-то выходить. Прибить он его всегда успеет…
Тот вёл себя на удивление спокойно, только замер и скосил глаза на нож:
— Прошу вас не делать поспешных выводов! Я на вашей стороне, я говорил Амосу, что надо провести переговоры, а не набрасываться на неизвестных людей. У него, похоже, крыша съехала после катастрофы, кроме войны ничего не признаёт, совсем спятил. Если вы уберёте нож от моей шеи, я обещаю никаких агрессивных действий с моей стороны не будет… Пожалуйста.
Николай посмотрел на лежащего под ним человека, на набухшую под булатной сталью ножа красную полоску, сочащуюся кровью. Подумал и сказал: