Колыбель твоих оков
Шрифт:
— Я предупреждал тебя ради своего же блага не затрагивать эту тему, — он явно недоволен своим признанием, и я, в свою очередь, ошарашена тем, что он мне не врет.
— Вы не боитесь оказаться в тюрьме? Это же заказное убийство.
— Я не боюсь никакой тюрьмы, моя дорогая. В правоохранительных органах работают одни идиоты. А попадаются им на крючок еще большие идиоты. Такие, как я, в тюрьме не сидят.
Его хладнокровие и непоколебимая уверенность в себе одновременно и вызывают ужас, и словно гипнотизируют.
— А что насчет вашего отца?
— А что насчет моего отца? — спрашивает он немного громче, чем нужно.
Я наблюдаю,
— Эммануэль, имеете ли вы какое-то отношение к смерти вашего отца? — я не узнаю свой тоненький голос.
По правде говоря, как только я произношу вслух эти слова и обратной дороги уже нет, мои догадки звучат как-то совсем нелепо.
Эммануэль застывает на месте.
— Правильно ли я тебя понял? Ты подозреваешь меня в убийстве двух человек. При всем при этом ты пришла сюда одна и, вдобавок, ты еще и бросаешь эти обвинения мне в лицо в моем собственном доме. Ты с ума сошла? У тебя инстинкт самосохранения напрочь отсутствует? — недоумение в его глазах сменяется на другую, непонятную мне эмоцию.
— Я вас не боюсь, — внезапно заявляю я, удивляясь сама своей реакции. — Я хочу знать правду.
— Хочешь знать правду? А ты уверена в том, что она тебе понравится? — неожиданно Эммануэль поворачивается ко мне спиной, подходит к кофейной машине и наливает себе кофе. — Для начала: на основании каких фактов ты решила, что я имею отношение к смерти моего отца?
Я сглатываю. Почему мне кажется, что я добровольно зашла в капкан, и он только что захлопнулся?
— Вы не единожды дали мне понять, что ненавидите своего отца, что он плохой человек, и что вы не желаете ему ничего хорошего. А еще я слышала, как вы угрожали друг другу в то утро, когда он пришел к вам домой.
Эммануэль задумывается, прижав палец к своим губам, и смотрит на меня немного расфокусировано, то ли раздумывая, что делать дальше, то ли что-то вспоминая и сопоставляя. В другой руке он все еще держит чашку с кофе, к которому так и не притронулся.
— Почему ты сразу не позвонила в полицию? Зачем ты сюда пришла? — теперь он внимательно наблюдает за мной.
— Возможно, я ошибаюсь на ваш счет, — робко произношу я. — Я не могла не дать вам шанс рассказать мне все как есть. Я не хочу подставлять невиновного человека, — говорю я полуправду.
— Кто-нибудь еще знает, что ты здесь?
— Нет, я никому не сказала, что собираюсь зайти к вам.
— Да ты издеваешься надо мной! — в полном отчаянии Эммануэль ставит нетронутую кофейную чашку на столешницу и проводит рукой во своим волнистым каштановым волосам. — Ты специально провоцируешь судьбу? Тебе совсем не страшно? А что, если бы я оказался убийцей и захотел избавиться от тебя прямо сейчас за то, что ты вычислила меня?
— Я не верю в то, что вы захотите причинить мне вред. У вас много раз была такая возможность, но вы никогда не использовали свою власть против меня, — нервно возражаю я.
Но насколько хорошо я знаю Эммануэля? Действительно, почему я так уверена, что он не причинит мне вреда?
— Ты решила меня сегодня добить окончательно, да? Хорошо, пусть будет по-твоему. Ты сама приняла это решение.
Эммануэль начинает медленно двигаться в мою сторону. Я делаю шаг назад, но упираюсь в простенок кухни. Мое тело, словно молния, с головы до ног пронзает ужас.
— Я могу… могу ли я уйти? — выговариваю я не с первого раза.
Эммануэль приближается ко мне слишком близко, и я задерживаю дыхание. Его глаза неотрывно смотрят в мои. Неужели я совершила самую большую ошибку в жизни и доверилась не тому человеку? Я пытаюсь оценить свои возможности
— Не сегодня, — говорит он спокойно. — Ты только не бойся. Все будет хорошо.
Он все еще напряженно вглядывается в мои глаза, не разрывая зрительный контакт. Я сжимаюсь в комок и не успеваю даже закричать. Неожиданно что-то острое больно впивается в мое бедро, и я чувствую, как земля уходит из-под моих ног. Это конец, думаю я про себя. Крепкие руки Эммануэля не дают мне упасть и осторожно поднимают меня, прижимая к своему телу.
Перед тем, как я окончательно теряю сознание, я чувствую тепло его тела и слышу биение его сердца. И эта прекрасная мелодия эхом отдается в моей голове. С горечью я осознаю, что это, возможно, самое последнее, что я слышу в своей жизни.
Глава 26. Начало
4 года назад
Бостон никогда не был моим самым любимым местом на земле. Да, я здесь вырос, закончил аспирантуру в Гарварде, и именно Гарвард дал старт моей блестящей карьере. Но возвращаться сюда — это как начинать все с самого начала. Огромное финансирование, которое я получил, и, в придачу, просьба возглавить кафедру молекулярной биологии в Гарварде, конечно, сделали свое дело, и я принял их предложение. Такого фиаско, которое случилось со мной в Торонто, больше не должно повториться. В Бостоне я буду вести себя аккуратнее, даю я себе обещание.
Сегодня я встречаюсь с Амандой Альварес по поводу одного нашего общего проекта, который мы собираемся запустить. Мы знакомы с ней со времен аспирантуры. Она ненамного старше меня и недавно тоже получила звание профессора. Эта миниатюрная брюнетка с пышными формами и стрижкой-каре всегда была ко мне неравнодушна. В общем, слишком легкая добыча для меня. Тем более, я не гажу там, где ем. Ее офис больше напоминает чердак, и я не понимаю, как профессор Гарварда не может выбить себе финансирование на нормальную мебель или хотя бы на новый письменный стол. В ее офисе соседствует мебель словно из разных эпох: забитые папками и книгами шкафы разного цвета и из разных материалов, в углу офиса стоит допотопный компьютер IBM на своем системном блоке. На стенах несколько фотографий в дешевых рамках — среди них фотография, очевидно, студенческой группы Аманды, также ее самой в магистерской шапочке и несколько фотографий Аманды в лаборатории в окружении коллег. Может быть, хозяйка офиса иногда тайком покуривает, подняв окно, — в помещении чувствуется едва уловимый запах сигаретного дыма. Или же она пользуется духами с неприятной табачной ноткой. Но, как и все остальное в жизни моих коллег, мне все это неинтересно. У нас с ней взаимовыгодное сотрудничество, и как только она перестанет быть для меня полезной, наша совместная деятельность сразу же прекратится.
Если бы я заранее знал, что этот день настолько изменит мою жизнь, то, наверное, отменил бы нашу встречу, а лучше бы и вовсе послал этот проект ко всем чертям.
В этом году Альварес набрала себе молодняка, обычно мне и дела нет до студентов, а многие из них даже раздражают меня своей неопытностью и одновременно заносчивостью. Прямо в середине нашей встречи одна из новых аспиранток Альварес (первогодка, потому что до этого дня я ее никогда не видел) заносит какие-то документы ей на подпись — я даже не смотрю в ее сторону, и заодно задает парочку весьма глупых вопросов. Несмотря на то, что эта глупышка явно тратит мое и Альварес бесценное время, мне становится весело слушать ее лепетание. Мое любопытство берет верх, и я поднимаю на нее глаза.