Колыбель времени
Шрифт:
Тиррит не остановил.
Когда открылась дверь в мою камеру, я откровенно пожалела, что не продлила задушевную беседу со следователем. На нас пахнуло таким спертым воздухом и вонью, что даже голова закружилась. В комнате, где шел допрос, дышалось куда легче, там не было зловонного ведра, зато было открыто окно и с улицы тянуло свежим ветром.
Было неимоверное ощущение грязных рук, очень хотелось вымыть их и умыться, но никаких признаков не то что раковины, но и любой бадейки
Недолго думая, я заколотила пяткой в дверь. Громыхать пришлось долго, приведший меня охранник успел смыться, конечно, кому понравится дышать этой вонью! Ему противно, а мне, значит, сойдет? Ну уж нет!
— Чего вам?
— А где «мадам»?
Он усмехнулся так, что стало ясно: про «мадам» здесь можно забыть. Ну, голуба, ты меня плохо знаешь! Не обращая внимания на невежливое обращение, я ткнула пальцем в сторону ведра:
— Ведро вынести, воды принести!
— Не положено! — коротко отрезал охранник, явно намереваясь закрыть дверь и прекратить доступ хотя бы относительно свежего воздуха.
Я быстро подставила под дверь ногу, пусть попробует придавить, такой крик подниму! И поманила охранника ближе пальчиком:
— Жить хочешь?
Тот тупо хлопал глазами. Ясно, бедолага интеллектом не изуродован, так обходится.
— Обвинения в мою сторону не подтвердились. Представляешь, что я с тобой сделаю, выйдя отсюда? Сядешь вместо меня, и ведро выносить не будут совсем.
— Не-а.
— Чего «не-а»? — Он что, жить не хочет?
— Не сяду. Тута только знатные сидят.
Радости от того, что меня записали в знатные, не было никакой. Я вздохнула:
— Ну, значит, у тебя будет еще хуже. Тащи воду, быстро!
Охранник удалился, но возвращаться не собирался. Зря я его отпустила, не расписав в красках, что ждет в случае неподчинения…
Прошло довольно много времени, меня начало откровенно подташнивать от запаха, кроме того, вот-вот наступит вечер, и что тогда? Не спать же в этой помойке…
Я снова загромыхала по двери. Если я отобью пятку, то предъявлю им дополнительный счет за лечение. Проползла нехорошая мысль, что лечение мне может не понадобиться. Глупости! Нет, может, и не понадобится, но вовсе не потому, что безголовым оно ни к чему, а потому, что я добьюсь своего!
Наконец, по коридору затопали, но я продолжала долбить. Дверь снова открылась, теперь передо мной стоял другой охранник. Нет, еще раз объясняться с низшим звеном мучителей я не собиралась.
— Коменданта! И живо!
Комендант пришел, хотя и не так живо. За это время мне успели принести так называемый ужин — черт-те что, размазанное по убогой миске, кусок хлеба и кружку воды. Из-за пережитого есть не хотелось, но
— Вы решили признаться?
Я смотрела на коменданта и соображала, что сумею от него вытребовать:
— Войдите. Пожалуйста.
Он явно крутил носом:
— Пройдемте, для признаний у нас есть комната…
Пыточная, что ли?
— Нет, здесь, и только здесь. — Я буквально втащила его в камеру.
Комендант тревожно оглянулся, явно испугавшись такой активности, мало ли что…
— Вы боитесь слабую беззащитную женщину?
Конечно, я никакая не слабая и могла бы запросто поломать ему челюсть пяткой, но сообщать об этом не стала, пусть думает, что не способна.
Вошел-таки, но остановился ближе к двери, откуда все же поступал пусть не свежий, но хоть не помойный воздух.
— Обвинения, предъявленные мне, нелепы… — У коменданта сразу поскучнело лицо, беседовать с подследственной он не собирался и явно вознамерился уйти, но я не позволила. — А против Ее Высочества вообще преступны! Лорд Сеймур оклеветал сестру короля и будет казнен. А когда я выйду отсюда, непременно расскажу Ее Высочеству, а она своему брату об условиях содержания во вверенной вам тюрьме.
Тут мой взгляд упал на подушку, то есть на то, что когда-то было таковой. Брезгливо подхватив ее двумя пальчиками, я сунула в руки коменданту:
— Это что?
Он невозмутимо швырнул казенное имущество на место и почти устало вздохнул:
— Поверьте, леди, здесь сидели и не такие…
Так, идем ва-банк!
— Охотно верю, но они знали за собой вину, а я нет!
— Сидели и невиновные…
Сказать, что мне стало не по себе, значит ничего не сказать, но не сдаваться же.
— Это их проблемы. Но когда я выйду, то обязательно в красках расскажу Его Величеству, что толчок в моей камере не выносили со дня основания Тауэра, кормили дрянью и спать заставляли на вшивой грязной подстилке!
Конечно, он не понял слово «толчок», тем более я произнесла его по-русски. Пришлось втолковать:
— Толчок — это вот это ведро с дерьмом на латыни.
Не знаю, изучал ли комендант латынь, но то, как на ней звучит ведро с дерьмом, не припомнил точно. Не став дожидаться результата напряженного умственного труда моего мучителя, я фыркнула:
— Велите привести камеру в порядок и принести нормальный ужин, чтобы у меня была возможность похвалить перед королем вашу заботу о подследственных. Заметьте, я не говорю «заключенных», я всего лишь под следствием из-за мерзавца Сеймура!
Вряд ли кто-то разговаривал с комендантом таким тоном. Блеф — мой коронный номер, главное, не сбавлять темп и вести себя увереннее, но не перестараться.
Сработало, он сухо поклонился:
— Сейчас все сделают, миледи. Пройдите пока в другую комнату.