Колыбель
Шрифт:
«Кимберлитовая трубка, китайские угольные разрезы, порт Роттердама и Лувр» — были последними словами, которые услышал Денис, прежде чем нырнуть в прохладное русло тропы, разрезающей пояс зарослей вокруг обезумевшей столицы.
16
Ночной лес был таким же, как и в прежние разы, но и не таким. Теперь его приходилось считать союзником, и глупости про блуждающих под покровом тьмы и зарослей тварей отлетели сами собой. Часть чувств направлена была вперед, выискивая самую короткую и безопасную дорожку для несущегося с сыном
А там происходило.
Денис все удалялся, перехватывая на бегу молчаливого Артура, а гудение Вавилона не становилось тише. Надо понимать, там росло недовольство и количество недовольных.
Обеспокоенные крестьяне продолжали сбегаться на огонек, то и дело Денис видел то прямо по курсу, то чуть в сторонке скользящие в сторону Вавилона тени. Прятался за стволами и кустами, успокаивал дыхание, прижимал к себе ком родственной травы. Впрочем, риск быть замеченным вряд ли был велик. Припозднившиеся не глядели по ночным сторонам, а устремлялись в одно–единственное, важное для них сейчас место.
Кончился пояс сплошных зарослей, дальше простирались поля и пятна отдельных рощ на малых хуторах и вокруг скотных дворов и уснувших птичников. Холодный ручей переливался лунными искрами, указывая самый прямой путь к взыскуемой скале.
Но самый прямой — не самый безопасный, мы будем петлять, чтобы не торчать непрерывной мишенью для вражеского глаза на освещенном междурядье. Станем петлять, держаться тени и оглядываться по сторонам, не присматривается ли кто.
Прижимаясь к стволу крайнего в роще дерева, Денис дождался, когда семенящие по ближайшей тропинке убудцы втянутся в ее тень, и сам ступил на эту тропу и помчался под защиту ближайшего хутора.
Там отдышался, осмотрелся — и снова стремительный рывок. И так много раз.
И вот уже почва стала подниматься перед ним, а скала — вырастать и затягиваться мраком. Луна отскользила в сторону по небу и теперь освещала главную достопримечательность как бы искоса.
Денис лежал, бурно дыша, на земле, неподалеку от очередного коровника, прижимая к боку ребенка. Он был благодарен сыну, который вел себя как взрослый сообщник: помалкивал, лишь изредка хныкая. Так вот лежа, он услышал сразу два звука. Один впереди — топот пяток по твердой земле: совсем уж запоздавшие земледельцы с дальнего хутора неслись прямо на него, и от них некуда было деться, только разве нырнуть в тихий коровник, что в двух шагах слева.
Второй звук шел сзади, со стороны Вавилона, и было удивительно, что дошел: все же расстояние до столицы теперь уж было немалым. Времени задумываться не имелось, и Денис приподнялся и на трех конечностях, прижимая сына к груди, бросился в сторону строения.
Вот он внутри.
Что это?
Не коровник.
Метров двадцать в длину, по углам тускло светятся пучки веток. Четыре ряда маленьких постелей… для кого?
Это были детишки — он привык к полумраку. Двух–трехлетние детишки. Вот, оказывается, куда они деваются от мамок. Все дети общие, и зря он подозревал дядю Сашу. Получалось, что его собственный народ в ответ на его разливанный капитализм тихо таил от него в недрах острова и культивировал
Денис закрыл глаза.
Нет, не сходится: а откуда взяться такому количеству детей, если эти бараны не спят друг с другом?!
Или все же спят?!
Да пошли они к дьяволу со всеми своими сложностями!
Под мышкой в травяном кульке ожил и заелозил Артур, такое впечатление — он хочет выбраться наружу, более того — он ведет себя так, как будто сюда как раз и стремился. Он здешний и рад этому!
В дальнем конце зашевелилась большая постель — нянька. Отступление!
Бегство было скорее не от няньки, а от ужаса, который внушило поведение сына.
Выбравшись на воздух, Денис осторожно осмотрелся, успокаивающе поглаживая Артура по голове, — тихо, сынок, тихо! — и двинулся максимально защищенным маршрутом в горку.
В вавилонской стороне теперь была тишина. Что там за взрыв голосов, никогда не узнать уже, да и не очень хочется.
У самого начала ритуальной тропы перед поясом ежевики бывшее его величество уселся под большим теплым камнем, чтобы расслабиться и подумать. Было о чем: как будем нырять и что там делать, пока утихнет брожение в народе? Но он не успел углубиться в размышления — услышал вздох слева от себя.
— Афраний?!
Тот снова вздохнул.
— Ты как здесь? Впрочем, что я…
— Я все время был рядом.
Денис ответил не сразу. От этих слов начальника тайной стражи дохнуло одновременно уютом и жутью. Вавилон дал ему скрыться и никуда его не отпустил. Амбивалентный профессионал Афраний. Он служил не своему царю батюшке, он служил службе. К нему претензии предъявлять так же бессмысленно, как к этой луне.
Денис удивлялся своей трезвости, и в этом отсутствии паники было для него самое леденящее. Он не хотел ничего говорить, знал, что любая новость теперь может только ухудшить ситуацию. И именно поэтому поинтересовался:
— А что там за шум?
Афраний, как всегда, сразу понял, о чем речь:
— Они разорвали его на куски.
— Астерикса?! Зачем? Хотели посмотреть, что у него внутри?
— Да.
— Посмотрели? Ничего не нашли?
— Нет. — Афраний настолько не понимал иронии, что это действовало угнетающе. Этому нельзя было противостоять, все чувства клонились и вяли.
— А теперь что они делают? Легли спать?
— Они пришли сюда.
— Сюда?!
Рука начальника тайной стражи чуть приподнялась, указывая… и из всех теней, что были поблизости, из–за кустов, камней, из складок местности стали подниматься люди. Они стояли молча, их было много, они не двигались.
— Чего им надо? Они хотят меня убить?
— Нет.
— Нет?
— Астерикс куда–то подевал все, что ты ему доверил. Его теперь нет. Совсем. Теперь ты скажешь. Они ждут.
А если я ничего не смогу толком «сказать», они посмотрят у меня во внутренностях?
Ничего больше не говоря, Денис встал и решительным, хотя и не беглым шагом пошел вверх по тропинке, в сторону жертвенника.
Афраний вздохнул у него в тылу. Ему жалко, наверно, государя, но он его сдаст, уже сдал. А ведь было время — казалось, что у них отношения почти как у красноармейца Сухова и Саида.