Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
— А зачем? — спросил кто-то.
— А просто так… Я мог сейчас что угодно придумать: будто я его случайно нашёл или будто мне его кто-то из малышей подсунул. Все бы поверили. Но врать я не буду. Это мой зверь. Его зовут Артёмка. Кто хочет, может смеяться.
Никто не засмеялся. Может быть, потому, что голос у Славки стеклянно зазвенел.
Опять стало тихо. Светлана Валерьяновна осторожно спросила:
— Это что же, Слава? Твой талисман?
Славка мотнул головой.
— Нет. Я не знаю… Просто он со мной путешествует. Когда
— Морской заяц, — серьёзно сказал Дима Неходов.
— Там не море, а озеро, — объяснил Славка. — Зато Артёмку там все любили… Он намокнет, а его за уши вздёрнут на мачту, он и сохнет на ветерке… Когда я уезжал, ребята говорили, чтобы я Артёмке настоящее море показал. Я сегодня с ним на берег пришёл, а Потапенко… Появилась откуда-то — и в портфель!
Оксана Байчик подняла руку.
— У Потапенко есть одно свойство, — деловито разъяснила она. — Если кто-нибудь привлек её внимание, она за ним ходит по пятам, а потом выскакивает навстречу, будто случайно…
Любка взвилась:
— Чем это Семибратов привлёк моё внимание?
— Уж не знаю.
— Ну и молчи, если не знаешь!
— Девочки! Девочки, успокойтесь…
— А как Артёмка с тобой плавал? — спросил Костя Головин. — Болтался на мачте?
— Нет, он на носу сидел. Мы его к штагу привязывали.
Светлана Валерьяновна взглянула на часики.
— Ну хорошо, ребята, Артёмка Артёмкой, а урок уроком… Что тебе, Женя?
Аверкин встал.
— Светлана Валерьяновна! У нашей бабушки старые журналы есть, «Нива» за тысячу девятьсот двенадцатый год, а там фотография: лётчик капитан Андреади. Он из нашего города до Москвы долетел. Самолет весь из реечек и парусины, а под крылом плюшевый мишка привязан…
— Вот бы Любочку туда, — сказал Савин. — Она бы на этого капитана сразу в морской штаб наябедничала: посторонний предмет!
— Я не ябедничала, я при всех! Потому что сами договаривались, чтобы в классе был порядок!
— Тише! Люба! Ребята!.. Порядок нужен без сомнения. Но что касается Артёмки, то он, по-моему, порядка не нарушал. Жил себе спокойно у Славы в портфеле… — Светлана Валерьяновна вдруг улыбнулась. — Ну и что? Я, например, могу вам честно признаться: когда я была студенткой, все годы таскала в сумке шахматного конька. Мне его один третьеклассник подарил на практике, на первом курсе. В приметы я не верю, но конёк определённо приносил мне счастье. Потому что я его любила.
— Не было там у вас Потапенко… — сказал Аверкин.
— Не надо нападать на Любу. Она заботилась о пользе класса, но немного перестаралась…
— Ну-ну, — сказала Оксана Байчик.
Светлана Валерьяновна предложила:
— Теперь всё-таки займёмся историей. Артёмка в это время пусть посидит на подоконнике. Я уверена, что он будет самым дисциплинированным учеником.
— Подождите, — попросил Савин. — Семибратов, подними его ещё раз, покажи всем.
Славка опять вскинул Артёмку над головой. И сам на цыпочки привстал.
Игорь
— Зачем тебе?
— Для истории.
— Всё равно не получится. Здесь темно.
— Получится. У меня плёнка двести пятьдесят единиц.
После урока Артёмка пошёл по рукам. Отнеслись к нему любовно, но каждый хотел подержать, погладить, подёргать за уши.
Поэтому вид у него скоро стал помятый.
Славка стоял в сторонке, чтобы не подумали, будто он дрожит за Артёмку. Но когда Витька Семенчук собрался рисовать на Артёмкином пузе череп и кости, Славка решительно вмешался. Отобрал потрёпанного зайца, а заодно и мел:
— Давай, я лучше на тебе нарисую!
— Давай, — согласился Витька и выпятил живот.
Но тут пришло известие, что не будет классного часа. Все радостно завопили, похватали портфели и разбежались.
Славку в коридоре остановила вожатая Люда.
— Семибратов! У тебя правда есть заяц-путешественник?
Славку даже шатнуло. Он-то думал, что вся история уже позади.
— Откуда вы знаете?
— Ребята сказали. Да ты что расстроился? Это же здорово! Напиши про него заметку, а? Надо стенгазету выпускать, а ни одного интересного материала, все такая сухомятина…
«Прославился», — тоскливо подумал Славка.
— Лучше не надо, Люда…
— Ой, только, пожалуйста, без этих «не надо»! Игорь Савин обещал снимок сделать.
Ещё не легче!
— Да не умею я заметки писать!
— А я не умею работать вожатой, — бодро сообщила Люда. — Но я работаю. Уже четвёртый год. И говорят, что вроде бы получается. Вот и ты давай так же. Газету всё равно выпускать надо.
Отступать было некуда. Да и какой смысл отказываться? Раз про Артёмку знает столько народа, бояться уже бесполезно.
Люда устроила Славку в уголке пионерской комнаты за журнальным столиком. Дала листок.
Славка подумал и, вздыхая, написал название «Артёмка». Зачеркнул и, рассердившись на весь белый свет, написал снова «Мой Артёмка».
Но заголовок — не самое трудное. Мама говорила, что самое трудное — первая фраза (иногда маме приходилось писать статьи и доклады).
Славка написал первую фразу:
«У меня есть игрушечный заяц Артёмка».
Почесал авторучкой переносицу и написал вторую:
«Только я им не играю».
Дальше пошло легче:
«Артёмка со мной путешествует. Мы с мамой часто ездили с места на место. Артёмка сидел у окна вагона и смотрел на леса и поля. Когда мы жили в Покровке, Артёмка ходил со мной и Анютой Лагуновой на яхте. Анюта Лагунова была мой рулевой…»
Славка вспомнил Анюту и подумал: «Где она теперь? Обещала написать… Наверно, писала, да только по старому адресу, в Покровку. Не знает, что я давно уехал…»