Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
— Тима, не капризничай… Елизавета Дмитриевна, пусть он расскажет.
— Он паясничает! Пусть он не разводит истории, а сразу скажет, зачем проник на корабль.
— На баркентину? — спросил Сель, и Славке послышалось в его голосе еле заметная насмешка.
Славка смотрел на Селя, не отрываясь. Он еще не знал, что сделал этот веснушчатый мальчишка, но уже твердо знал, какой он.
— Да, да, на баркентину «Сатурн»! — громко сказала Елизавета Дмитриевна. — Какая разница!
— Разница есть,
Рыжий Сережка тихо свистнул, и Люда наградила его неласковым взглядом.
Кто-то громко сказал:
— Одиссея капитана Блада…
Спокойная девочка с косой приоткрыла рот.
Женька Аверкин, который сидел на подоконнике, подтянув к подбородку колени, быстро опустил ноги, словно решил спрыгнуть на пол.
У Славки затюкало сердце. Почему-то так же затюкало, как прошлым летом, когда он увидел над Покровским озером летящие паруса.
Смуглый, строгого вида паренек с комсомольским значком- видимо, председатель совета дружины — спросил:
— Откуда там взялись сваи? Где они?
— Напротив Чернореченского пирса. Левее разделочной базы.
— Там нормальные причалы базы. Неразрушенные.
— А еще левее…
— Там нет.
— Есть. Я же не вслепую собирался идти. У меня схема была начерчена.
— Начерти.
— На чем?
Славка торопливо поднялся. Он должен был хоть чем-то помочь этому мальчишке. Позади Славки стояли у стены листы картона. Он торопливо вытащил один лист на середину комнаты, а потом протянул Селю кусок мела. Тот, что отобрал у Витьки Семенчука.
— Спасибо, — сказал Сель и быстро посмотрел на Славку. И они встретились глазами. И в серо-зеленых глазах Селя было не просто «спасибо». Он словно сказал взглядом: «Видишь, как мне приходится…»
«Ты держись», — успел ответить Славка.
«Я держусь…»
Картон поставили на стул и прислонили к спинке. Сель нарисовал что-то похожее на длинный сачок.
— Это Большая бухта. Это станция Черная Речка. Вот причал и «Сатурн». А это база и сваи. Если с разгона туда врезаться, корпус застрял бы между сваями и получил бы пробоину. Он бы засел там, и его раздолбило бы волнами.
— Ве-ли-ко-лепно! — вставила Елизавета Дмитриевна.
Неожиданно поднялся круглолицый и немного сонный семиклассник.
— По-моему, Сель все придумывает, — сообщил он, — Рассказывает сказки, а мы слушаем. Какой может быть разгон без парусов? Там нет ни одного паруса, мы по этому «Сатурну» еще в прошлом году лазили. Там все сгнило.
— У меня был свой парус. Старый грот от крейсерской яхты, — объяснил Сель. — Я его поднял вместо фока-стакселя.
«Такую парусину при шести баллах? Один?» — подумал Славка. И Сель словно услышал его мысли. Он опять попробовал отколупнуть от подбородка веснушку и сказал с сожалением:
— Вручную было не поднять. Я фал намотал на ручной брашпиль… А барабан там несмазанный, визжит. Наверно,
— А ты бы драпал! — воскликнул рыжий Сережка.
Ему тут же возразили:
— Куда драпать, если сторож на трапе? В воду, что ли?
Сель спокойно сказал:
— Я мог и в воду. На мне надувной круг был. Я все равно собирался с борта прыгать перед сваями… Но тут я не сумел, у меня нога подвернулась.
— Стойте! Что здесь происходит? — Елизавета Дмитриевна обвела совет негодующим взглядом. — Вы… обсуждаете его поступок как итоги военной игры! Вы забыли, что Тимофей Сель совершил злостное хулиганство! Он… хуже! Он пытался совершить угон судна! Если хотите, это преступление. Мне сказали, что по закону это… пиратский акт.
Все притихли сначала. Потом кто-то хихикнул:
— Страшный пират одноногий Сильвер…
— Сельвер…
— Повесить на рее…
А Женька Аверкин негромко сказал:
— Пиратский акт, это если для грабежа. Для выгоды.
— А он? — Елизавета Дмитриевна ткнула в похитителя баркентины круглым пальцем. — Вы хотя бы спросите, чего он хотел!
— И так понятно. Он хотел спасти «Сатурн», — по-прежнему негромко сказал Женька. У него был странный, виноватый какой-то вид, и на Селя он не смотрел. И Сель не взглянул на него ни разу.
— От чего спасти? — удивилась девочка с косой.
Сель обвел глазами всех ребят. И на Славку посмотрел. И спросил:
— А вы знаете, сколько было у нас баркентин? Голос у него не стал громче, но сделался вдруг особенно ясным, открытым.
— Их было двенадцать, — сказал Сель, не опуская головы. — «Тропик», «Меридиан», «Сириус», «Шокальский», «Капелла»…
«Вега», «Кропоткин», «Альфа»…» — отозвалось в Славке.
— Я даже все названия не помню, — продолжал Сель. — Но все равно… Это же нечестно! Идешь в каком-нибудь городе, видишь: мачты! Все как по правде: ванты, реи… Подбегаешь — ресторан «Нептун», ресторан «Кронверк», кафе «Парус»… Даже из маленькой шхуны «Испаньолы» в Ялте бар сделали! «Сатурн» оставался последний, а теперь и его…
— И что же плохого в том, что устаревшие суда продолжают служить людям? — почти спокойно поинтересовалась Елизавета Дмитриевна.
У Славки даже кулаки сжались. Он бы ей сейчас сказал…
Но Сель ответил не хуже:
— Мне трудно вам объяснить. Некоторые люди не понимают разницы между парусником и пивной.
— Тима! — воскликнула Люда.
На розовом лице Елизаветы Дмитриевны появились белые пятна. Как заплаты. Но она решила, видимо, больше не кипятиться.
— Допустим, — сказала она. — Допустим, я презренное сухопутное существо, а ты рыцарь моря. Но вот что странно: ты один протестуешь против того, чтобы на «Сатурне» оборудовали кафе. А из настоящих моряков никто не протестовал.