Колыбельная для брата (сборник)
Шрифт:
Севка ощутил в ладони ребристую рукоятку. «Маленький, а какой тяжелый», – снова подумал он про браунинг. И слабыми шагами отправился в угол. Там, рядом с дверью, висела шинель Ивана Константиновича.
Когда Севка повернулся, Иван Константинович уже стоял в другом углу – у спинки кровати. Лицо его было спокойным и суровым.
– Стреляй, – холодно сказал он.
Это что же? Значит, всё на самом деле? И сию минуту Севка должен выстрелить из настоящего пистолета в Ивана Константиновича? По правде? И Иван Константинович закачается и упадет рядом
Севка же не хотел этого! Он только маму хотел защитить! А стрелять в живого человека, да еще в такого знакомого, просто родного – это не игра в войну, когда «кых-кых, ты убит!».
– Ну, что же ты? – устало спросил Иван Константинович.
Самое время было бросить пистолет и зареветь. Но законы чести – они как стальные тиски. И Севка стал поднимать браунинг. Он не будет стрелять в Ивана Константиновича, он просто промахнется.
Нет, он выстрелит в воздух, как Лермонтов на дуэли с Мартыновым!
Севка вскинул руку над головой. И только в этот миг сообразил, что пистолет грохает очень сильно. Севка боялся выстрелов. Когда Гришун у себя в сарае стрелял из поджига, Севка старался стоять подальше и, если никто не видел, зажимал уши.
Но здесь уши не зажмешь.
Севка зажмурился и надавил на спуск.
Раздался негромкий щелчок.
Севка изумленно открыл глаза. Иван Константинович быстро подошел к нему. Взял браунинг.
– Осечка, – сказал он и вздохнул. – Что поделаешь, пистолет старенький, я с ним всю войну прошел… Ну а по правилам дуэли осечка считается за выстрел. Да это и не важно, ты всё равно вверх стрелял. А теперь моя очередь… Я сменю патрон.
Он подошел к столу и передернул затвор…
«Неужели правда? – подумал Севка. – Неужели он будет в меня целиться и стрелять?»
Нет, не будет, конечно. Он так же, как Севка, выстрелит вверх.
А если нет?
Ну и пусть. В конце концов, Севка сделал всё, что требовалось по закону поединка. Он не струсил. Теперь всё равно…
С каким-то сонливым равнодушием Севка смотрел, как шагает Иван Константинович в свой угол. Он шагал очень медленно. Будто плыл по воздуху. И Севка тоже поплыл куда-то, а воздух стал густой, мягкий, потемнел, почернел и окутал Севку со всех сторон…
Холодная вода текла Севке на грудь через вырез матроски. Севка поднял веки и увидел белое лицо Ивана Константиновича.
– Севушка, милый мой, я же пошутил! Я же не хотел…
Значит, он, Севка, грохнулся у двери в обморок? Ужас какой… Какой чудовищный позор!
Севка локтями оттолкнулся от подушки:
– Это не от страха! Это потому, что я не поел, у меня так и раньше бывало от голода! Я встану, стреляйте, пожалуйста!
– Да лежи ты, лежи…
– Я не боюсь!
– Да знаю я, что не боишься!.. Я же пошутил, я не вставлял патроны!
– Эх, вы! – сказал Севка. – А еще майор…
– Дурак я старый, а не майор! Пороть меня надо, мерзавца… Ты как себя чувствуешь?
– Прекрасно я себя чувствую, –
– Севушка, ты только маме не говори, ладно?
– Ладно, – вздохнул Севка. Не хватало еще, чтобы мама узнала эту историю!
– И не ухаживал я за ней вовсе, – жалобно сказал Иван Константинович. – Ну… если в кино сходим или в гости к вам зайду, что такого? Тоскливо ведь одному-то. Я своих уж сколько времени не видел… Ты все-таки дурень, Севка, честное слово… «Поженитесь»… У меня такая прекрасная жена, и Леночка тоже замечательная. Как же я их брошу?.. Ты мне веришь?
Севка верил. И удивлялся, как безмозглая Римка могла заморочить ему голову. Иван Константинович снова был свой, добрый, замечательный. Как хорошо, что эта глупая дуэль кончилась благополучно. Только… стыдно все-таки, что он свалился без памяти.
– Я от голода упал, честное слово. Я не боялся.
– Я знаю, – очень серьезно сказал Иван Константинович. – Я это отлично понимаю. Ты очень смелый человек и вел себя просто героически. И благородно… А голод кого хочешь свалит. Почему же ты не поел? Нечего?
– Нет, я забыл…
– Знаешь что? Мы сейчас откроем тушенку и пожарим с картошкой! А ты пока лежи…
Севка лежал и смотрел на Ивана Константиновича, который вспарывал ножом консервную банку.
– Если бы у вас не было жены и дочери, – сказал Севка, – и если бы я точно знал, что папа не вернется, тогда пожалуйста, женитесь на маме… Но вдруг папа все-таки вернется?
О ЧУДЕСАХ, СКАЗКАХ И ЖИЗНИ ВСЕРЬЕЗ
Вдруг он все-таки вернется?
У Севки была такая надежда. Не очень сильная, но была.
Сначала-то она была сильная. Год назад Севка часто говорил про это с мамой. Раз никто не видел, как папу убили или как он утонул, значит, он, может быть, спасся.
– Нет, Севушка, – печально объясняла мама. – Я писала, наводила справки. Всех, кто спасся, подобрали англичане.
– Может, не только англичане! Может, там еще был какой-нибудь корабль!
– Не было…
«Не было»! Откуда мама знает? В конце концов, раненого и оглушенного папу могли подобрать немцы. Их подводная лодка. Может быть, они забрали папу в плен, хотели, чтобы он выдал им военно-морские тайны, а он ничего не выдал и убежал из плена. И организовал партизанский отряд…
Мама, когда слышала такие разговоры, только вздыхала. И кажется, даже сердилась.
– Ох, Севка, Севка. Опять ты со своими сказками… Ну подумай: разве папа не разыскал бы нас, если бы остался жив?
Севка думал. Папа мог и не разыскать. Не так-то это легко.
Весной сорок первого года папу перевели из Ростова в Мурманск, а мама решила пока не ехать с маленьким Севкой. Неясно, как там с квартирой, да и лето на юге для Севки полезнее. А осенью они приедут…
Кто же думал, что осенью они окажутся в Ишиме, а еще через год в этом городке на берегу реки Туры?