Колыбельная для Волчонка
Шрифт:
— Ага. И всякое такое. Только не говори мне, что у тебя с ней ничего не было!
Свечников резко приподнялся и навис над Ириной, сверкая в темноте своими пронзительными карими глазами.
— Ирка! Как я тебя люблю… — тяжело вздохнул он. — Прости уж мне все грехи сразу, и не будем больше об этом…
Он наклонился и стал целовать ее нос, щеки, родинку возле уха, уголки припухших губ. Она почувствовала его горячее дыхание на своей шее, потом на груди. Он трогал каждый сантиметр ее тела, и
Ирина краешком сознания отметила, что ее тело как бы и не принадлежит ей больше. Оно — его, оно послушно подчиняется его рукам и ждет новых и новых прикосновений. Но и сама она никак не могла насытиться им. Ей хотелось вновь и вновь бродить руками вдоль его спины, по лопаткам, трогать мускулистые руки, играть волосами на груди. Она целовала его шрам, ворошила жесткие волосы и замирала от счастья.
Как до обидного быстро кончилась ночь! Было еще темно, но утро уже на цыпочках подбиралось к городу.
Они мыли друг друга под душем, долго целуясь под горячими струями, потом на кухне ели блины, разогретые в микроволновке и уже подсохшие от повторного разогревания. Пили чай с кусковым сахаром вприкуску, не отрывая друг от друга обалдевших счастливых глаз. Потом Свечников курил у открытой форточки, а Ирина любовалась им, подперев кулаком щеку.
«Это мой мужчина, — с наслаждением думала она, — и он всегда будет курить у этой форточки. И мы вместе будем пить чай по утрам перед работой. Да как же я раньше жила? — вдруг ужаснулась она. — Как я жила без него?»
За окном в осеннее утро уже просочился рассвет, вновь зашипели машины по лужам, дворник зашаркал метлой под окном.
По коридору прошлепали босые ножки — Антошка пошел в туалет. На обратном пути, заметив родителей на кухне, он, полуслепой со сна, подошел и ткнулся сонной головкой матери в бок. Она потрепала спутанные волосики.
Свечников поднял мальчика, и тот обвил его шею теплыми ручонками, голова сонно упала отцу на плечо.
Потом Ирина стояла у окна в гостиной и слушала колыбельную.
Сергей приглушенно пел «Вальс-бостон» Розенбаума, а за окном аккомпанементом падали листья.
Когда мальчик уснул, Сергей вышел из детской и подошел к Ирине. Она обернулась и уткнулась лицом ему в грудь.
— Мы можем сходить куда-нибудь, — предложил Сергей, пытаясь угадать ее желание. — Сегодня воскресенье…
Оба ни на минуту не забывали, что завтра предстоит их первая разлука.
— Ну уж нет! — лукаво воскликнула Ирина. — Мы никуда не пойдем! Я отведу Антошку в гости к Никитиным вместе с железной дорогой…
— И целый день не будешь выпускать меня из постели, — закончил за нее Свечников.
— Именно так я и намереваюсь поступить! — отрезала Ирина. — Есть другие предложения?
— Боюсь,
— Вот и молчи тогда.
Свечников потянул ее за собой в спальню. Было семь часов утра. А в десять они направились к Никитиным. Антошка скакал через лужи, Свечников нес коробку с железной дорогой. Возвращаясь от Никитиных, они зашли в магазин, набрали продуктов на целый день и вернулись домой.
Они закрыли дверь и отключили телефон. День растаял так же быстро, как и ночь. Они выходили из спальни только для того, чтобы поесть. И ели, не отрывая друг от друга глаз. Потом лежали, соприкасаясь телами, и тихо разговаривали о самых разных вещах, но больше всего — друг о друге. К вечеру уснули, переплетясь ногами и обнявшись, а перед тем как уснуть — одновременно вздрогнули, засыпая, и засмеялись этому. Когда же Свечников разбудил Ирину легким поцелуем, за окном уже хозяйничали сумерки. Попив чаю, они отправились за Антошкой.
Глава 21
Открытие кафе «Антошка» решили приурочить к дню рождения Миши Никитина. Ведь в конце концов здесь и будут праздновать детские именины, значит, и начать надо с этого.
Помещения были готовы. Ждали возвращения гастролеров. И Свечников должен был на днях вернуться из Финляндии. Ирина каждый день внимательно смотрела новости, надеясь увидеть гонки в Финляндии. Два раза в разделе «Спорт» мелькнули сюжеты об этом событии, до того короткие, что, кроме ревущей массы пестрых машин, Ирина так ничего и не увидела.
Правда, диктор называл фамилию Сергея и объявлял результаты отдельных этапов — в баллах, но Ирина так волновалась в надежде увидеть (хоть мельком!) его самого, что ровным счетом ничего не поняла.
Как он был необходим ей! Все, что она делала сейчас, все, чем занималась в эти дни, — все было для того, чтобы скорее прожить этот отрезок времени и приблизить встречу. Воспоминания о сутках, проведенных вдвоем, обжигали Ирину. И заставляли замирать сердце…
За день до открытия явились студенты. Они завалились в кафе шумной толпой и с порога заорали хором:
— Всем привет от Льва Георгиевича!
— А где он сам?
— А он в Москве от нас отмежевался. — Цыпленок стрелял глазами на дверь кухни, где мелькала узкая спина долговязого Стаськи Брылова. — Он вообще в другой поезд сел и сказал, чтобы вы за него не волновались, а во всем положились на нас. Мы уже самостоятельные.
— Ну раз вы такие самостоятельные — переодевайтесь и будем репетировать всю программу открытия.
«Лева падок на сюрпризы, — раздраженно думала Ирина, — открытие кафе для него, возможно, не такое уж важное событие. Но подумал бы обо мне, эгоист несчастный!»