Колыбельная для жизни
Шрифт:
– Завтра поедем к Анюте, – Жизель умная и находчивая.
– Точно, – кивнула Виви.
Забегая вперёд. Ни Анюта, ни её бывший мужничего подобного не видели и не слышали. Квартиру купили два года назад. Ремонт сделать не успели, у Павла Павловича случилась новая любовь. Никакие Филиппы Бриллиантовы, братья Модесты и прочие Дуни к ним, в квартиру на Пушкинской, не являлись. Горшкипод кроватью никто не оставлял, телятину с заячьими ушками не подносил. Диагноз напрашивался, стучался в двери. Если бы не архив. И не ночная ваза. Жизель свезла горшок к антиквару, антиквар высоко оценил и дажепредложил выкупить. Начало
Правда, бывший хозяин Пушкинской, Павел Павлович и бывший муж Анюты, припомнил: однажды Розаночевала (совершенно случайно) у него в квартире. Опоздала на электричку до Семикаракор.
– Это что где-то в Африке? – съязвила Жизель.
– Ночью Роза закричала, – Павел Павлович не обратил внимания, обладал королевским терпением. Связи с людьми из Арабских Эмиратов что-то да значат. – Я вскочил. Роза утверждала – в ванной мужчина, я подумал, Роза сошла с ума.
Пал Палыч больше ничего не знал, переехал в новую квартиру. На Пушкинской улице добра хватает, домов много.Тайный романтик читал книги Виви. Познакомились совершенно случайно, в Баку. Павел Павлович летал за туфлями и рубашками, таких в Ростове-на-Дону нет.А нефть вещь серьезная. Виви в Баку, в Центральном книжном магазине, презентовала свою книгу. Подписала и Пал Палычу. Писательницу В. Фиалковскую нефтяник пригласилв ресторан, всегда мечтал быть меценатом. Хоть для кого-нибудь. А тут любимая писательница Фиалковская, да, ещё вего любимом Баку. Поэтому он факты не скрыл, рассказал о Розе. Бывшая жена Анютажила на окраине города, на семи ветрах.Алименты? Официальные доходы Павла Павловича– ноль. Зарплата в конверте. Ну, где та Анюта, а где те конверты? Быть меценатом для бывшей жены не романтично.
Глава 4
Ночь прошла без приключений.Наступило утро, зимнее российское утро от ночи особо не отличается. Виви поставила тесто, круассаны по двести пятьдесят рублей, это слишком! В доме запахло булочками и счастливой жизнью. Снега нападало, крупные хлопья скользили по стеклу, плавно укладывались, создавая на подоконнике причудливые горки. Жизненная красота завораживала, Виви задержалась у окна и вздохнула.
– Старый дом, сколько тайн…
Почемуони, тайны, начали открываться именно ей? Виви прикрыла дверь на кухню. Пусть Цветочек поспит.
Закипел чайник. Булочки а-ля Виолетта Фиалковская, что-то из ничего, писательская вкуснотища, стояли на батарее. Такие бывают только в английских романах. Батареи. Павел Павлович, не моргнув глазом, принялся их менять (единственное, что он поменял). Установили чудесную отопительную систему. Чудесную для Пал Палыча. Плоскиеобогреватели вызывали у Виви глубокую тоску. Ржавчиной не тронутые, старые, писательница обнаружила в подвале дома, приказала узбекам тащить обратно на третий этаж. Дореволюционные, чугунные радиаторы с резными штампами выкрасили в красный цвет. Прораб плевался, узбеки дерзили (рассчитывали сдать на металлолом). Получился арт-объект, модные дизайнеры грызли ногти от восторга.
Все
– Булочки? – Жизель зевнула, – Не ущипнул ночью Бриллиантов за мягкое место?
Виолетта улыбнулась.
– И меня… А мог бы, – Цветочек вздохнула. – Вот что, Виолетта, пригласим батюшку, освятим твою квартиру, заодно и мою, после этогопусть попробуют горшки под кроватью оставлять.
– Чаю?
– Налей! – Жизельпривыкла командовать, – Если бы Бриллиантов ко мне явился, я б спросила его кое о чём. – Цветочек подмигнула, – Как спала-то?
– Хорошо. Третий этаж ивдруг такое…
– Трусихаты несусветная. Бери с меня пример! Первый этаж, никаких Дунь, Фрось, никто не является. А хоть бы кто явился, – Жизель деланно вздохнула, – ладно, некогда рассиживаться по гостям. Надо идти руководить!
Цветочек считала, у неё настоящая жизнь. А другие так, в трамвае за ручку держатся. У Жизель – отряд бухгалтеров, продавцов, менеджеров. У Виви в подчинении печатная машинка и ноутбук.Он часто не подчиняется.
Упустим подробности (банк, продавцы, отчеты, звенит в ушах,прочий житейский фактор).
Переделав всех и вся, Цветочек вернулась домой, на Пушкинскую. Если уж совсем точно, то в двадцать ноль-ноль. До десяти продолжала руководить отрядом по телефону. Цветочек пока не знала, СУЩЕСТВУЕТ другая жизнь. Нешумная. Счастливо-спокойная. Наконец, она улеглась. Икеевский будильник облегченно выдохнул.
Бой часов раздался в полночь.Жизель открыла глаза. Поправляя на часах (не её) маятник, в углу комнаты стоял широкоплечий мужчина.
– И что Вы хотели узнать, о чём спросить?
– Филипп Моде-дестович? – Цветочек тряхнула головой.
– Он самый.
– Тьфу ты! Свяжешься с ненормальной, еще Наполеона увидишь, – прошептала Жизель.
Цветочек потянулась к ночной лампе, взгляд задержался на окне. Не то окно, не её. Три узких, высоких окошка, до самого потолка.
– Не зря тут больница до революции была, – промямлила Жизель.
– Вы всё про своё. – Вздохнул Бриллиантов. – Всего этого могло и не быть, если б масштабно мыслила одна десятая часть населения.
– Полностью согласна. Нет революции, не надо бежать за границу. Заграница здесь. Россия всех за пояс.
Бриллиантов не понял. Жизель продолжала удивляться. Огромная люстра под потолком (тысяч на триста потянет, оценила Цветочек), три окна вытянулись, потолок ушёл вверх.
– Господи, где я?! – прошептала Жизель.
– Вы к нам из Англии? – спросил Бриллиантов.
– Ага, – промямлила она, – с Шетландских островов. Овцы, просторы, знаете…
Виолетту за юродивую, меня в Британию, да, подумала Цветочек.
– А в чём Вы со мной полностью согласны? Какая такая революция? Какая заграница? Я не об этом. О другом. Умей мои Пашки и Сеньки масштабно мыслить, не было бы дома, завода, мастерских!
– Скоро и не станет, – Жизель прикусила губку.
– Что Вы имеете в виду, Англия нападет, отымет? – Бриллиантов рассмеялся.
– Хуже. Да, тише Вы, соседи спят.
– Шотландцы? – Филипп Модестович подмигнул. – И где Вас только Авдотья выискивает? Одна юродивая, в исподнем, юбка короче ног, другая из Шотландии. А Вы мне нравитесь. Я б на Вас женился, если б не Авдотья и не разница в возрасте.