Колыбельная тьмы мертвецов
Шрифт:
С Вацлавом мы частенько проворачивали такое. Он был старше, мудрее и опытнее меня и относился ко мне не как к командиру отряда, а как к младшему брату, постоянно прикрывая мне спину и поучая. Для него я был ребёнком, рвущемся вперёд, а не капитаном, заботящемся о безопасности всего отряда. Пусть в еде я не нуждаюсь, но вместе с Вацлавом нередко бегал на кухню и воровал вкусности. Нам влетало от кухарок, даже Велимир делал предупреждения, грозясь
– Истислав, – следующий голубец чуть пониже и тоньше, узоры на нём получились самыми ровными и чёткими, а углы заострённые, – мне не хватает твоей музыки. Сколько не слышал музыкантов на ярмарках или в тавернах, тебя никто не превзошёл, – подле земли я кладу деревянную свирель. – Я её сам сделал, специально для тебя. Безусловно, я не мастер в этом деле, но звук не так уж плох, как мне показалось, когда я её вырезал. Уверен, в твоих руках она заиграет удивительной мелодией.
Истислав прославился в Ордене как заядлый пьяница и неисправимый разгильдяй, увиливающий от дел всеми возможными способами, что порой доходили до нелепости. И всё это оказалось лишь сплетнями. Когда меня назначили капитаном и вручили под командование четырёх стражей, Истислав встретил меня с пустой бутылкой кваса в руке, задорным настроением и песней, чьи слова было сложно разобрать из-за пьяного состояния стража. На заданиях же он действовал иначе: серьёзно, вдумчиво, чётко, быстро и сосредоточено. Даже умудрялся завести разговор во время боя, поддержать беседу, обсудить каждую тему, что только приходила ему на ум, и остаться при этом невредимым и в хорошем расположении духа.
– Жаль, что я её не услышу. Но, пожалуйста, спой свою мелодию Злате. Так и знал, что стоило вам рассказать о ваших взаимных чувствах, – третий голубец выглядит более лёгким и изысканным, но вместе с тем проще, чем остальные. Он тесно прилегает к могиле Истислава. – Злата… Я долго думал, что тебе привезти. А потом вспомнил о твоей бесконечной любви к чтению, особенно к стихам, – я кладу рядом с голубцом Златы сложенный пополам пергамент. – Знаю, ты велела мне бросить это дело, пока я в конец не оскорбил великое искусство поэзии. Но всё мне хочется верить, что в этом стихотворении ты найдёшь что-то сносное.
Я не поладил со Златой с первой же нашей встречи, так как мы состояли в одном особом легионе под руководством
Мало кто понимал, что между Истиславом и Златой. В один момент они могли горячо спорить, чуть ли не вгрызаясь в глотки друг друга, а уже в следующий миг один из них был готов убить каждого, кто только тронет второго. Их страсть была неоспоримой, но непостоянной: она зажигалась точно по щелчку пальцев, подобно огню, чей жар тянется до самых небес. В их глазах читалось многое, но ничего из этого они так и не осмелились сказать друг другу.
– Ратмир, – обращаюсь я к младшему товарищу. Его голубец ниже всех. – Месяц назад я виделся с твоими родными. С ними всё хорошо, твой дед помогает бабушке по хозяйству. Никогда не видел, чтобы люди настолько трепетно относились друг к другу даже спустя столько лет. Неудивительно, что ты вырос таким. Тебе я привёз два подарка. Один из них просила передать твоя бабушка, – вытаскиваю из сумки два белых платка с разной вышивкой. На одном узор ровный, красивый, ярко-синий с серебром; другая же вышивка корявая и несуразная, и даже непонятно, что изображено: то ли птица, то ли безногий конь. – Думаю, понятно, какая сделана мной, – бережно кладу вышивки у могилы Ратмира.
Несмотря на то, что Ратмир был моим ровесником, для меня он был неопытным ребёнком, делящим мир на чёрное и белое. Он даже не догадывался, что могут быть и другие цвета. Ратмир подчинялся мне беспрекословно, выполнял каждое поручение безупречно, ожидая похвалы. Я был его примером для подражания, Ратмир всегда был на моей стороне, даже если я сам осознавал, что неправ. Он ко всем относился со странной, ничем необоснованной любовью. Ратмир считал, что её заслуживает каждый, никакие причины попросту не нужны. Он даже к нечисти относился по-особенному: всякий раз, убивая тварей, Ратмир молился и святым, и богам о покое душ, что некогда были нечистью.
Конец ознакомительного фрагмента.