Колыбельная
Шрифт:
“Рено”, говорю. Или “Вегас”?
Устрица смотрит в окно и в отраженном свете его глаза кажутся желтыми. Он говорит:
– И та, и та. И еще “Карсон-Сити”. Все три.
Я говорю, ага. И “Карсон-Сити” тоже.
Леса вдоль западного побережья задыхаются от метельчатого ракитника, от ракитника стелющегося, от плюща и ежевики, говорит он. Все эти растения завезли сюда из Старого Света. Исконные деревья гибнут от шелкопряда непаркого, завезенного в Америку в 1860 году Леопольдом Трувело, который хотел разводить их для
Устрица расстегивает рубашку, и на груди у него висит какой-то бисерный кошелечек. На шнурке, унизанном бусами.
– Мешочек для талисманов индейцев хопи, – говорит он.
Элен смотрит на него в зеркало заднего вида. Ее руки лежат на руле. На руках – облегающие перчатки из телячьей кожи. Она говорит:
– Симпатичная штучка.
Устрица снимает рубашку с плеч. Бисерный мешочек висит у него на груди как раз между сосками. На загорелой груди нет ни единого волоска. Мешочек сплетен из синего бисера с красным крестом в центре. В желтом свете его загар кажется оранжевым. Его светлые волосы словно охвачены пламенем.
– Я сама его сделала, – говорит Мона. – Долго делала, с февраля.
Мона с ее черно-красными дредами и бусами из горного хрусталя. Я интересуюсь: она что, индианка из племени хопи?
Устрица открывает мешочек и роется пальцами в содержимом.
А Элен говорит:
– Мона, какая ты индианка?! Ты вообще непонятно кто. Твоя настоящая фамилия – Штейнер.
– Вовсе не обязательно быть хопи, – говорит Мона. – Я его сделала по картинке из книжки.
– Значит, это не настоящий мешочек для талисманов хопи, – говорит Элен.
А Мона говорит:
– Нет, настоящий. Он – точно такой же, как в книжке. – Она говорит: – Я тебе покажу.
Из мешочка хопи Устрица достает мобильный.
– Самое замечательное в этих народных промыслах, они не требуют каких-то особых умений. Смотришь программу по телевизору, где тебе объясняют, как что-то делать, и сразу же делаешь, – говорит Мона. – И при этом соприкасаешься с древними энергиями.
Устрица выдвигает антенну и набирает номер. У него под ногтями грязь.
Элен наблюдает за ним в зеркало заднего вида.
Мона наклоняется вперед и поднимает с пола под сиденьем брезентовый рюкзак. Вынимает оттуда какой-то спутанный клубок из веревок и перьев. Похоже на куриные перья, раскрашенные в яркие пасхальные цвета – розовый и голубой. На веревках висят медные монетки и бусины из черного стекла.
– Это ловец снов индейцев навахо, – поясняет она, встряхивая клубок. Некоторые веревки распутываются и свисают свободными концами. Несколько бусин падает в рюкзак у нее на коленях. Розовые перья разлетаются по салону, и она говорит: – Я думаю использовать монеты И-Цзын. Чтобы усилить энергетику.
Под рюкзаком, под цветастой юбкой – ее лобок гладко выбрит. Стеклянные бусины скатываются
Устрица говорит в трубку:
– Да, мне нужен номер отдела рекламы “Карсон-Сити Телеграф-Стар”.
У него перед лицом проплывает розовое перышко, и он дует на него, отгоняя.
Мона подцепляет несколько узелков своими черными ногтями и говорит:
– Это немного сложнее, чем описано в книжке.
Одной рукой Устрица держит трубку у уха, второй – поглаживает бисерный мешочек у себя на груди.
Мона достает из рюкзака какую-то книжку и передает ее мне.
Устрица замечает, что Элен наблюдает за ним в зеркало заднего вида, подмигивает ей и щиплет себя за сосок.
Совершенно без всякой связи мне вспоминается царь Эдип.
Его член похож на мягкий розовый сталактит из сморщенной кожи. Крайняя плоть проколота серебряным колечком. Неужели Элен на такое польстится?
– В прежние времена фермеры сажали костер кровельный, потому что он зеленеет уже ранней весной – чтобы был корм скоту, – говорит Устрица, кивая на желтый мир за окном.
Первые участки, засеянные костром кровельным, появились на юге Британской Колумбии, в Канаде, в 1889 году. Но из-за пожаров он распространился. Каждый год эта трава высыхает в пыль, и теперь в тех местах, где пожары случались раз в десять лет, они случаются ежегодно. Костер кровельный восстанавливается очень быстро. Он любит огонь. А исконные растения, полынь и флоксы, – они не любят. И каждый год после пожара костра кровельного становится все больше, а других растений все меньше. Олени и антилопы, которые питались этими другими растениями, либо вымерли, либо ушли на другие территории. И кролики тоже. И хищные птицы и совы, которые кроликами питаются. Мыши вымирают от голода, а значит, и змеи, которые питаются мышами, тоже.
В настоящее время костер кровельный является доминирующим растением внутриматериковых пустынь от Канады до Невады, он уже покрывает пространство размером в две Небраски и распространяется на тысячи акров ежегодно.
Но самое смешное, говорит Устрица, что домашний скот не ест этот самый костер кровельный. Коровы предпочитают обыкновенную траву. Которая еще осталась.
Монина книжка называется “Прикладное искусство американских индейцев”. Когда я ее открываю, еще несколько розовых и голубых перьев вылетает наружу.
– Теперь у меня главная мечта в жизни – найти по-настоящему прямое дерево, – говорит Мона. У нее в дредах застряло розовое перо. – И сделать тотемный столб или что-нибудь в этом роде.
– Если смотреть в перспективе исконных растений, – говорит Устрица, – то Джонни Эпплсид был злоебучим биологическим террористом.
Он говорит, что Джонни Эпплсид мог бы и оспу распространять с тем же успехом.
Устрица набирает еще один номер и подносит телефон к уху. Он колотит по спинке переднего сиденья и говорит: