Колыма ты моя, Колыма
Шрифт:
– Не позавидуешь тебе, – сказал Колыма, когда Нэхату закончил свой рассказ. Ладно, глядишь, когда я в Магадан вернусь, найду способ тебе помочь. Хотя, пока я в розыске, это будет трудно.
Якут хотел что-то ответить, но в этот момент ведущая на улицу дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая молодая девушка с длинными черными волосами.
– Все в порядке, Нэхату Эрэкович, – сказала она. – Мальчик родился... – Взгляд девушки остановился на Колыме и Черепе, и брови удивленно поползли вверх.
– Даша, это мои друзья, геологи, – предупреждая вопрос девушки, сказал
– Здравствуйте, – сказала Даша, внимательно рассматривая «геологов».
Она достаточно долго прожила на отцовском прииске, чтобы научиться немного разбираться в «мастях». То, что к геологам сидящие за столом мужчины отношения не имели, было ясно сразу. И даже не по татуированным рукам, не по одежде явно зоновского происхождения, а в первую очередь по выражениям лиц, по глазам. Оба «геолога» были похожи на принюхивающихся волков – настороженные, напряженные и опасные даже на вид.
Но внешне Даша, разумеется, не показала, что все поняла. Да и зачем? Сбежавшие с какой-то зоны зэки вызывали у нее скорее жалость, чем страх или ненависть. И уж сообщать о них милиции она точно не собиралась.
Колыма и Череп тоже поздоровались с Дашей, потом Нэхату пригласил ее за стол, она села и тут же принялась рассказывать якуту о родившемся мальчике и его матери.
– Очень здоровый малыш, с матерью тоже все в порядке. Да, пока не забыла – Нэхату Эрэкович, я вам сейчас оставлю мазь, нужно будет смазывать ему пуповину...
– Слышь, Колян, смотри, какие буфера, – шепотом сказал Череп, незаметно ткнув Колыму локтем в бок. – Так и ходят. Неплохая телочка, а?
Колыма неодобрительно покосился на кореша и не ответил. Но Череп не унимался. Теперь он обратился уже к самой девушке:
– Даша, а вам сколько лет?
– Двадцать, – ответила девушка. – Так вот, Нэхату Эрэкович...
– А вы замужем? – перебил девушку Череп.
– Нет, – коротко ответила девушка, поворачиваясь к нему.
Череп ухмыльнулся и опустил глаза, демонстративно уставившись на грудь девушки. Даша сделала вид, что ничего не заметила, и снова повернулась к Нэхату.
– Эх, я бы ей и вдул, – негромко, но так, чтобы девушка услышала, сказал Череп.
Даша покраснела, а Череп уже явно собирался отмочить следующую непристойность, но осекся, словно на стенку наткнувшись на тяжелый и мрачный взгляд Коли Колымы.
– Что такое, Колян? Какие проблемы? Сколько можно сеансами пробавляться? Я год уж считай живой бабы не щупал.
– Доберемся, куда собирались – снимешь и пощупаешь. А пока потерпи. – Колыма говорил вроде бы совершенно спокойно, но спокойствие это было обманчиво. Череп прекрасно знал, что оно может в любой момент смениться холодной яростью – в такие моменты Колыма становился по-настоящему опасен.
– Да ладно тебе, Колян, пошутить уж нельзя.
Колыма не ответил, а девушка снова заговорила со старым якутом. Череп налил себе еще спирта и выпил залпом.
10
– Хороший кабак, – довольным голосом сказал Захарович, отодвинув от себя пустую тарелку и придвигая горшочек с тушеным
– Еще бы. В плохой я вас и не позвал бы, – ответил сидевший напротив Сизоку Токудзаки.
Сейчас старый японец выглядел совершенно не так, как у себя в кабинете иглотерапии – строгий черный костюм, галстук, ботинки – никаких восточных элементов в одежде. Токудзаки считал, что японская одежда уместна только в Японии – ну, или в таких «кусочках» Японии, каким был его кабинет. А в других странах нужно одеваться так, как принято там. Вот и сейчас – для встречи с Захаровичем он оделся в стандартный деловой костюм, и только длинная коса выбивалась из общей картины.
Японец и Захарович сидели в отдельном кабинете одного из магаданских ресторанов – небольшого, но респектабельного. Токудзаки часто использовал этот ресторан для деловых встреч – маленькие кабинеты были как специально для этого предназначены. В отличие от большинства посетителей ресторанов, Токудзаки было важно не «на людей посмотреть и себя показать», а наоборот, по-возможности остаться незамеченным, чтобы поменьше народу знало, когда и с кем Токудзаки разговаривает. Кроме того, как совершенно справедливо заметил Захарович, здесь отлично кормили.
– Ну, рассказывай, зачем ты встретиться-то хотел? – спросил Захарович, запуская ложку в горшочек с мясом. – Я думал, что-то важное случилось, раз такая срочность, а ты все никак о деле не заговоришь. Или у тебя опять эти восточные церемонии начались?
– Нет, Андрей Михайлович, – спокойно ответил Токудзаки, – просто срочность моей информации не такая, чтобы не позволить себе и вам сначала поесть.
– Ладно, поесть мы уже поели, так что давай выкладывай, что там у тебя.
«Удивительно, до чего все же они грубые, – подумал японец. – Хотя бы ради вежливости мог спросить, закончил ли уже есть я. Странная все-таки страна Россия. Ведь есть же здесь воспитанные люди, и много. Почему же все, у кого хоть какая-нибудь власть есть или деньги, так невежливы? У нас все как раз наоборот».
– Вас по-прежнему интересует Дмитрий Родионович Лопатников? – вслух спросил Токудзаки, как обычно опустив все свои размышления.
– Конечно! Я же тебе говорил! А что, ты узнал что-то? – Глаза Захаровича заинтересованно блеснули.
– Во время последнего сеанса Лопатников попросил меня, чтобы я определил для него, что это такое. – С этими словами японец вытащил из кармана красный шелковый платок и, развернув его, показал московскому следователю небольшой кусок породы с вкраплениями серебристого металла.
Захаровичу даже не пришлось пристально вглядываться, чтобы понять – порода такая же, как и та, что он отобрал у Лопатникова-младшего.
– И что ты определил? – спросил он.
– Платина, – коротко ответил Токудзаки. – Причем порода богатая, если месторождение большое, то можно деньги лопатой грести.
– А кто тебе анализ породы проводил?
– Ну вы же знаете, у меня в Магадане связи хорошие. С год назад директор института минералогии в моем кабинете лечился, вот с ним я насчет анализа и договорился. Болтать он об этом никому не будет, не тот человек.