Колыма ты моя, Колыма

Серегин Михаил Георгиевич

Лопатников рванулся в сторону, выхватывая нож и не понимая, почему он еще жив, но спустя секунду все прояснилось. Кабан неподвижно лежал на земле, а вместо правого глаза у него зияло входное отверстие – последние несколько метров секач летел просто по инерции, уже убитый. Лопатников с силой провел ладонью по лицу, стирая холодный пот. А из-за деревьев уже доносились голоса младшего брата и магаданского мента.

– Димка! Как у тебя... Эх, ни фига себе! – младший брат увидел лежащего кабана. –

Слушай, Диман, ты же сам говорил, что секача лучше не трогать!

– Если бы я его не тронул, то тронул бы он меня, – с кривой усмешкой ответил Лопатников, еще не успевший толком прийти в себя. – Глаза разуй – ты видишь, с какого расстояния я стрелял?!

На это охотничьих умений младшего Лопатникова хватило.

– Ядрена вошь! Так он тебя чуть не задрал?!

– Именно. Ладно, чуть не считается. Как у вас дела?

– А? Что? – Алексей Лопатников все еще был под впечатлением. В голове у него крутилась поганенькая мыслишка о том, что, если бы секачу повезло чуть-чуть побольше, то прииск брата уже сегодня принадлежал бы ему.

– Да не акай ты! Что теперь, до вечера стоять и переживать будем? Как у вас с добычей?

– На нас какая-то свинья выскочила, – опередив младшего Лопатникова, сказал мент, – я в нее выстрелил...

– Я тоже... – сказал Алексей.

– И что?

– Убежала.

– Вы следы смотрели?

– Нет.

– А зря. Может, вы ее ранили, и она уже свалилась. Пойдемте.

Активной деятельностью Лопатников глушил в себе чувство страха, так и не пропавшее до конца. След свиньи, в которую стреляли два его спутника, он отыскал через считаные минуты.

– Точно, подранили вы ее, – сказал он. – Видите, кровь на земле?

– Где? А-а, вижу, – проговорил мент. – И что теперь?

– По следу пойдем. Вы ей, кажется, легкое пробили, с такой раной она больше трехсот метров не пробежит.

– А почему ты решил, что она ранена именно в легкое?

– Видишь, кровь какая светлая? Это легочная. Конечно, я могу и ошибаться, но вряд ли.

Лопатников не ошибся. Пройдя по следам свиньи каких-то двести шагов, они нашли ее, лежащую в зарослях кустарника.

– Ну вот, – довольно сказал Лопатников. – И вы с добычей. Теперь нужно возвращаться к нашим.

Через полчаса вся компания была в сборе. Дорога обратно к лагерю показалась короче – все шумно обсуждали детали охоты, хвастались удачными выстрелами, предвкушали ужин и шашлык из добычи. Признанным героем дня был Лопатников – его охотничьими талантами восхищались все без исключения. А когда он рассказал о том, как на него кинулся кабан, и все осмотрели рану секача, его авторитет поднялся на недосягаемую высоту.

Слушая возгласы ментов и снисходительные ответы брата, Алексей Лопатников недовольно морщился.

Ему было неприятно, что старший брат опять обошел его. Как и у большинства младших братьев, в душе Алексея жил глубоко спрятанный комплекс перед старшим. Он никогда не проявлял этого чувства, но оно постоянно грызло его изнутри, мешало жить. Вот и сейчас – про убитую им свинью никто и не вспомнил, все говорят только о секаче. Подумаешь! Если бы этот секач выскочил на него, то он бы, пожалуй, справился не хуже Димана.

Вернувшись к лагерю, охотники немедленно приказали шоферу вездехода изготовить шашлык из самого маленького и нежного поросенка, а сами сели к костру.

– Ну вот! – потирая руки, сказал Захарович. – Поохотились мы удачно, теперь нужно это дело отметить. Ну-ка, давайте кружки!

Если магаданские менты и удивились тому, что высокий московский гость собирается лично разливать спирт, то виду не подали. А может, и не удивились – на отдыхе все вроде как равны, разливает тот, к кому посуда ближе.

Но Захарович взялся за канистру не потому, что она была к нему ближе. У него были свои причины: разливая, он нарочно плеснул братьям Лопатниковым больше, чем ментам, а себе и Токудзаки, наоборот, меньше. Никто, разумеется, этого не заметил – кружки не стаканы.

– Ну что? За удачу! – провозгласил Захарович.

– За удачу, – поддержал его дружный хор, и гудеж начался. Когда через час поспел шашлык, сидевшие у костра были уже изрядно пьяны.

– А кого зажарили? – громко спросил Захарович, принимая свою порцию шашлыка.

– Как и сказали, поросенка, – отозвался шофер.

– Стоп! Хочу кабана! – заявил москвич. – Того самого, которого Дмитрий подстрелил! Так, мужики! Еще один тост! За Дмитрия! Давайте кружки, налью!

К Захаровичу потянулись кружки, он начал разливать.

– Мне п-поменьше, – слегка заикаясь, сказал Лопатников-младший, протягивая свою посудину.

– Да что ты, Лешка! За брата выпить надо как следует!

– Неужели вы уже пьяны, Алексей-сан? – с деланым удивлением спросил Токудзаки, до сих пор помалкивавший. – Странно! Обычно русские так быстро не напиваются!

– Это точно! – поддержал японца кто-то из ментов.

– Хотя у нас в Японии саке пьют не меньше, чем у вас водку, – продолжал японец.

– Да не может такого быть! Русские кого угодно перепьют! – заявил Захарович, слегка наклоняя голову. Японец мысленно улыбнулся – Захарович все правильно понял и очень хорошо ему подыграл.

– Так уж и кого угодно, – вслух сказал японец. – Вот смотрите, я еще не пьян, а Алексей-сан больше уже не хочет. Так кто кого перепил?

– Да уж точно не ты! – заявил младший Лопатников, чувствуя обиду. – Давай наливай!