Колыма ты моя, Колыма

Серегин Михаил Георгиевич

«Пока надо по тайге не маячить, а залечь, – подумал блатной. – Найти убежище какое-нибудь и пару дней отсидеться. А потом уже браться за поиски». Несколько минут Колыма раздумывал, где бы ему найти подходящее для убежища место – и удобное, и достаточно укромное. Сначала в голову ему пришла медвежья берлога, но ее еще нужно найти, что не так-то просто. Потом Колыма вспомнил про охотничье зимовье, о котором ему рассказывал Нэхату, перед тем как поехать в Охотск. Якут говорил, что зимовье совсем недалеко, что находится в укромном месте, о котором никто из старателей и охранников не знает. Дорогу туда Нэхату описал, но Колыма не был уверен, что сумеет ее найти по одному описанию. Хотя, с другой стороны, выбирать

особенно не из чего.

«Буду искать зимовье, – решил блатной. – Если не найду, так на дереве каком переночую или в кусты поглубже заберусь. Хрен они меня найдут. А через денек-другой, когда суматоха в тайге поуляжется, посмотрю, куда Череп со своим новым дружком отправился. Со следами от гусениц за пару дней ничего не случится».

36

Дмитрий Лопатников был сильным человеком. Он бывал жесток к другим, но когда считал, что это необходимо, умел быть жестоким и к себе. Когда Лопатников в третий раз пытался взобраться на подоконник, а в спину ему словно раскаленное сверло вкручивалось, он только скрипел зубами. Знал, что вскрикнуть – значит погибнуть. Разговор за стеной он дослушал только до половины, но этого было достаточно, чтобы ему все стало ясно. Брат предал его – он сам об этом сказал. А сейчас он согласится его убить – в этом нет сомнений, слишком хорошо он знает Алексея. Значит, спасение только в немедленном бегстве.

Лопатников снова приподнялся на коленях, на этот раз предварительно подложив под них подушку. Выигранные за счет нее сантиметры оказались решающими – он наконец сумел вскарабкаться на подоконник. Слабость и усталость он чувствовал, наверно, не меньшие, чем вскарабкавшийся на Эверест альпинист. Вот только, в отличие от альпиниста, времени на отдых у Лопатникова не было. За стеной еще были слышны голоса, но в любой момент разговор мог закончиться.

Лопатников тяжело вздохнул, спустил ноги за окно, придерживаясь за подоконник, стал медленно перевешиваться наружу, и, наконец, разжал руки. Удар об землю отозвался в спине дикой болью. Чтобы не закричать, Лопатников до крови прикусил губу. Постоял несколько секунд, ожидая, пока боль стихнет и, почувствовав, что в состоянии двигаться, крадучись пошел от дома. Сначала он хотел поднять охрану и повязать тех, кто намеревался его убить. Но, наткнувшись на несколько бесчувственных тел, дышащих перегаром, Лопатников понял, что лучше рассчитывать только на себя. Без начальства – а он слышал, что Балякина тоже нет, – охрана и старатели, видимо, перепились все до единого.

Впрочем, Лопатников был уверен, что и сам еще на многое способен. В голове у него уже созрел план, он боялся только, что на его выполнение может не хватить сил.

– Я справлюсь, – прошептал Лопатников. – Справлюсь... Вы у меня сейчас получите и прииск, и золото с платиной.

До барака, к которому шел Лопатников, оставалось уже всего шагов пятьдесят. С огромным трудом преодолев их, он прислонился к дощатой стенке. Здесь была складирована взрывчатка для горных работ. Ключ от бронированной двери этого барака у него всегда был при себе, и через минуту Лопатников уже шел назад с несколькими шашками динамита и мотком бикфордова шнура. Идти обратно было раза в два труднее, силы Лопатникова были на исходе – ведь его рану не удосужились даже перевязать. Но он знал, что если сейчас не исполнит задуманного, то погибнет, и это придавало ему сил.

Подобравшись к щитовому домику, из окна которого он недавно вылез, Лопатников грамотно заложил ТНТ под окно своего кабинета, комнаты, в которой его положили, и фельдшерского пункта.

– Так... – бормотал он себе под нос, отматывая бикфордов шнур от мотка. – На пять минут... Нет, на четыре, а то смоются. А сам успею отойти? Успею... Должен успеть. – Лопатников обрезал шнур и поджег его.

Шипящая

искорка поползла к заложенным зарядам, а Лопатников поковылял в противоположную сторону. Голова у него кружилась уже так сильно, что он выписывал зигзаги не хуже пьяного. «Потеря крови, – как-то на удивление холодно и отстраненно подумал Лопатников, чувствуя, как его заносит. – Скоро сознание потеряю. Надо успеть добраться до какой-нибудь машины...»

Он успел. На окраине поселка стояла трелевочная машина «Камацу» – в нее-то Лопатников, истратив последние силы, и забрался. Оказавшись на водительском месте, он чуть не заплакал от радости – теперь, когда не надо двигаться на своих двоих, он еще побарахтается. Как управлять такой машиной, Лопатников знал – в отличие от большинства отставных офицеров МВД и Минюста, он за свою жизнь научился не только командовать.

Лопатников завел мотор. Двигатель машины заурчал, и она медленно тронулась к лесу. Никто не обратил на ее движение ни малейшего внимания – во всем поселке трезвых людей было всего трое, а у них, как раз в этот момент открывающих дверь в комнату, из которой выбрался Лопатников, были сейчас дела поважнее.

Через несколько секунд после того, как «Камацу» тронулась с места, за спиной Лопатникова громыхнул взрыв. Щитовой домик конторы в буквальном смысле слова взлетел на воздух – некоторые обломки долетели до края поселка, а на том месте, где он стоял, начался пожар. Яркие языки пламени плясали на развалинах конторы, высвечивая то стены соседних бараков, то валявшихся рядом пьяных, которых не разбудил даже грохот взрыва. Лопатников обернулся и без малейшего сожаления посмотрел на горящий дом, где остался его брат.

Алексея, оказавшегося предателем, ему жалко не было. Жалко было ему только Дашу – из подслушанного разговора Лопатников узнал, что она, Балякин и Череп пропали из поселка. А также, что пропало золото и платина. Сопоставив эти факты, а также то, что отношения с Балякиным у него последнее время были крайне натянутыми, Лопатников пришел к страшному выводу – его дочь скорее всего похитили, пока вся лагерная охрана спала пьяная. Наверное, начальник охраны и этот уголовник сговорились. Интересно только, куда делся второй «синий», который сидел под замком? Может быть, его успели распилить? Или про него так и забыли? Впрочем, какая разница. Важно сейчас не это. Важно как можно дальше отъехать от поселка. Важно найти Дашу.

В голове потерявшего много крови и совершенно обессилевшего Лопатникова уже все помутилось. Мысли его путались, разбегались, не желая складываться ни во что осмысленное. Он знал только одно – вездеход, на котором увезли его дочь, должен быть где-то рядом. Значит, надо его искать. Надо освободить Дашу, пока не произошло непоправимое.

Трелевочная машина выкатила на просеку и на полной скорости, которую можно было развить в сумерках и по такой дороге, устремилась в лес.

37

Найти дорогу к якутскому зимовью оказалось нелегко. Коля Колыма несколько раз сворачивал во вроде бы подходящие под описание Нэхату распадки, но домика не находил. В тайге уже стемнело, и блатной решил, что проверит еще один распадок, а потом, если не найдет зимовья, заночует на каком-нибудь дереве.

Но Колыме повезло. Пройдя между склонами двух невысоких сопок, он заметил здоровенный валун, о котором упоминал Нэхату. Колыма стал внимательно осматривать стволы деревьев и через несколько минут отыскал на одной из лиственниц затес – старый, но явно обновленный в этом году. Дальше идти было уже легче – блатной продвигался от затеса к затесу, и через несколько минут впереди показался невысокий домик. На всякий случай Колыма обошел вокруг него, но свежих следов не обнаружил и окончательно успокоился. Похоже, здесь никого не было как минимум месяца три.