Колыма

Смит Том Роб

Он взял Льва за руку, ладонь которой была покрыта шрамами после приключений в канализационном коллекторе, и прижал ее к левой стороне своего лица. Щека у него бугрилась, словно крупная галька, а рот его казался набитым пригоршней камней. Законы физики как будто перестали существовать и запах распространялся быстрее света, когда в ноздри Льву ударила вонь гнилых и больных зубов. Многих недоставало вовсе: десны деформировались и почернели, утыканные окровавленными пеньками. Вот оно, настоящее преображение и перемены: блестящий оратор, имеющий за плечами тридцатилетний опыт произнесения

речей и проповедей, превратился в немого калеку.

Лазарь закрыл рот и отступил на шаг. Рыжеволосый мужчина подставил ему свою щеку, словно чистый холст, только и ждущий прикосновения кисти художника. Лазарь так близко наклонился к нему, что губы его едва не касались мочки уха мужчины. Когда он заговорил, губы его почти не двигались. Рыжеволосый узник стал передавать его слова громким голосом:

— Я обращался с тобой как с сыном. Я открыл перед тобой двери своего дома. Я доверял тебе и любил тебя.

Мужчина говорил от первого лица, словно сам и был Лазарем. Лев ответил:

— Лазарь, мне нечего сказать в свое оправдание. Но все равно я прошу — выслушай меня. Твоя жена жива. Она прислала меня сюда, чтобы освободить тебя.

Лев и Тимур обсуждали возможность того, что Фраерша отправит Лазарю зашифрованное письмо с изложением ее планов. Но удивление Лазаря было искренним. Он ничего не знал о собственной супруге. Ничего не знал и о том, кем она стала. Он раздраженно махнул рукой рыжеволосому, тот шагнул вперед и ударом отправил Льва на пол:

— Ты лжешь!

Лев обратился к Лазарю:

— Твоя жена жива. Это из-за нее я оказался здесь. Я говорю правду!

Рыжеволосый мужчина оглянулся, ожидая указаний. Лазарь покачал головой. Уразумев, что он хочет сказать, рыжеволосый узник перевел:

— Разве можешь ты говорить правду? Ты же чекист! Ни одному твоему слову нельзя верить!

— Анисью освободили из ГУЛАГа три года назад. Она изменилась, Лазарь. Она стала вором в законе.

Несколько воров, наблюдавших за происходящим, рассмеялись. Сама мысль о том, что жена священника-диссидента может стать одной из них, показалась им нелепой до крайности. Но Лев продолжал:

— Она стала не только вором, но и главарем банды. Она больше не называет себя Анисьей. Теперь ее зовут Фраерша.

Недоверчивый смех сменился хохотом. Мужчины закричали и полезли вперед, желая отомстить человеку, который посмел оскорбить их, заявив, что ими может командовать женщина. Лев повысил голос:

— Она возглавила банду и поклялась отомстить. Она — уже не та женщина, которую ты помнишь, Лазарь. Она похитила мою дочь. Если я не сумею спасти тебя, она убьет ее. У тебя нет шансов добиться освобождения законным путем. Ты так и умрешь здесь, если не примешь моей помощи. Наши жизни зависят от того, удастся ли твой побег.

Взбешенная его рассказом, толпа вновь обступила его, готовая растоптать. Однако Лазарь поднял обе руки, заставляя заключенных отступить. Очевидно, он пользовался здесь немалым уважением, потому что они повиновались беспрекословно, вернувшись на свои нары. Лазарь жестом поманил к себе рыжеволосого и что-то зашептал ему на ухо. Как только он закончил, рыжеволосый узник с важным видом

заявил:

— Ты оказался в отчаянном положении и готов сказать что угодно, лишь бы спастись. Но ты — лжец, и всегда был им. Тебе уже удалось обмануть меня один раз, но больше ты меня не обманешь.

Будь здесь Тимур, он предъявил бы священнику письмо Фраерши в качестве доказательства того, что она жива. Она специально написала его, чтобы развеять все сомнения в этом. Но без письма Лев был беспомощен. Тем не менее он постарался не пасть духом:

— Лазарь, у тебя есть сын.

В бараке воцарилась мертвая тишина. Лазарь вздрогнул, как будто что-то внутри него попыталось вырваться наружу. Он открыл рот, лицо его исказилось судорогой боли, но слово, несмотря на охватившую его ярость, прозвучало почти неслышно:

— Нет!

Голос его был деформирован ничуть не меньше щеки и прозвучал хрипло и надтреснуто. Очевидно, боль оказалась настолько сильной, что он ослабел, выговорив одно-единственное слово. Ему принесли табуретку, и он сел на нее, вытирая пот с побледневшего лица. Будучи не в состоянии произнести более ни слова, он кивнул рыжеволосому мужчине, который впервые заговорил от своего имени:

— Лазарь — наш священник. Многие из нас входят в его паству. Я — его голос. Здесь он может говорить о Боге и не бояться того, что слова его будут восприняты неправильно. Государство не сумеет снова отправить его в тюрьму, поскольку он и так в ней. Но в тюрьме он обрел свободу, которой не имел на воле. Меня зовут Георгий Вавилов. Лазарь — мой наставник, как некогда он пытался быть твоим, разве что я скорее умру, чем предам его. А вот тебя я презираю и ненавижу.

— Я могу вытащить и тебя, Георгий.

Рыжеволосый мужчина покачал головой.

— Ты с успехом пользуешься людскими слабостями. А у меня нет желания оказаться еще где-либо, кроме как рядом со своим учителем. Лазарь полагает, что ты был послан ему, потому что свершилась божественная справедливость. Тебе будет вынесен приговор, и вынесен теми, кого ты раньше судил сам.

Лазарь обернулся к пожилому мужчине, стоявшему в задних рядах и до сих пор не принимавшему участия в происходящем, и жестом пригласил его выйти вперед. Тот повиновался, и было видно, что каждый шаг дается ему с огромным трудом. Пожилой мужчина обратился ко Льву:

— Три года назад я встретил человека, который допрашивал меня. Подобно тебе, он угодил в тюрьму, в то самое место, куда отправил многих из нас. Мы придумали для него наказание, составив список пыток, которые испытали на себе. В нем оказалось больше ста методов истязания. Каждую ночь мы по очереди применяли один из них к своему следователю. Если бы он выдержал их все, мы позволили бы ему жить. Мы не хотели, чтобы он умер. Мы хотели, чтобы он испробовал их на себе, все до единого. Мы не давали ему повеситься. Мы кормили его. Мы поддерживали его, как могли, чтобы он мог страдать как можно дольше. Он дошел до тридцатой пытки, после чего специально бросился на колючую проволоку, где его и застрелили охранники. Пытка, которой он подверг меня, была первой в нашем списке. Сегодня ночью ты испытаешь ее на себе.