Колыма
Шрифт:
— Он готов!
Водитель крикнул ему в ответ:
— Обыщи его.
Охранник пошарил в обоих карманах и нашел письмо, немного денег и перочинный нож — словом, ничего интересного.
— У него ничего нет!
— А часы?
Охранник расстегнул ремешок.
— Они сломаны!
— Столкни тело в воду.
Сидя на льду, охранник ногами стал подталкивать тело к реке. Мужик был крупным, но труп его довольно легко заскользил по гладкому льду. Когда он уже лежал на самом краю, охранник вдруг заметил, что глаза его открыты. Они моргнули — этот человек, шпион из Москвы, был еще жив.
— Он жив!
— Это ненадолго. Толкай
Охранник увидел, как мужчина моргнул еще раз, прежде чем упал с края уступа в реку. Раздался всплеск. Тело несколько раз перевернулось, прежде чем вода подхватила его и понесла вниз, все дальше в глушь, где больше никто и никогда не увидит его.
По-прежнему сидя на льду, охранник принялся рассматривать часы — дешевые, к тому же разбитые. Толку от них никакого. Но что-то удержало его, когда он уже собрался бросить их в реку. Разбитые или нет, но просто так выбрасывать их не стоит.
Москва
Тот же день
Елена спросила:
— А когда Зоя вернется домой?
Раиса ответила:
— Скоро.
— Когда мы придем из магазина?
— Нет, не так скоро.
— А как скоро?
— Когда вернется Лев, он привезет Зою с собой. Я не могу сказать точно, когда именно это случится, но скоро.
— Обещаешь?
— Лев делает все, что в его силах. Нам просто нужно подождать еще немножко. Ты можешь сделать это для меня?
— Если ты пообещаешь мне, что с Зоей все будет в порядке.
Раисе ничего не оставалось, как согласиться:
— Обещаю.
Елена задавала ей этот вопрос каждый день. И всякий раз казалось, будто она спрашивает об этом в первый раз. Она не столько хотела услышать что-либо новое, сколько вслушивалась в тон ответа, выискивая оттенки. Любой намек на нетерпение или раздражение, малейшее сомнение — и она мгновенно погружалась в депрессию, как случилось тогда, сразу же после похищения Зои. Она отказывалась выходить из комнаты и плакала до тех пор, пока у нее больше не осталось слез. Лев отказался выполнять рекомендации врача, который предложил дать девочке успокоительное, и ночами напролет, час за часом, сидел у ее постели. И только когда Раису выписали из больницы, Елена начала возвращаться к жизни. Ее состояние резко улучшилось в тот день, когда Лев улетел из Москвы, но не потому, что она хотела, чтобы он уехал, — это было первое реальное свидетельство того, что для возвращения Зои предпринимаются активные действия. Девочка легко приняла утверждение, что, когда вернется Лев, он привезет с собой Зою. Елене не нужно было знать, где сейчас ее сестра или чем она занимается: ей было достаточно того, что Зоя вернется домой, и скоро.
У дверей их поджидали родители Льва. Раиса еще не до конца оправилась от ран, поэтому их помощь была очень кстати. Они переехали в обнесенный решеткой министерский жилой комплекс и стали готовить и убирать, внося в их жизнь ощущение домашнего уюта и обыденности. Готовясь уходить, Елена вдруг остановилась.
— Разве ты не можешь пойти с нами? Мы будем идти очень медленно.
Раиса улыбнулась.
— Я пока еще недостаточно хорошо себя чувствую. Дай мне пару дней, и тогда мы будем гулять вместе.
— С Зоей? Можно будет пойти в зоопарк. Зое там очень понравилось. Она старалась не показать этого, но я-то знаю, что понравилось. Это была ее тайна. Я
— Мы пойдем все вместе.
Елена улыбнулась, когда Раиса закрывала за ней дверь. Это была ее первая улыбка за много дней.
Оставшись одна, Раиса присела на кровать Зои. Она переселилась в комнату девочек. Елена засыпала только тогда, когда она была рядом. В министерском комплексе, как и по всему городу, усилили меры безопасности. Агенты — и вышедшие на пенсию, и действующие — ставили дополнительные замки на двери и решетки на окна. Хотя государство пыталось предотвратить утечку информации, убийств было слишком много, чтобы слухи не начали распространяться. Все, кто когда-либо донес на своих друзей или знакомых, принимали усиленные меры безопасности. Те, кто спекулировал на страхе, теперь боялись сами, как и обещала Фраерша.
Раиса открыла глаза. Она сама не заметила, как задремала. Хотя она лежала лицом к стене и не видела, что происходит у нее за спиной, она была уверена, что в комнате кто-то есть. Повернувшись на спину и приподняв голову, она заметила в дверях силуэт офицера, причем какой-то странный. Раисе показалось, будто она еще спит. Она не испытывала ни удивления, ни страха. Это была их первая встреча, но у нее появилось ощущение, будто они уже давно и хорошо знакомы.
Фраерша сняла фуражку, обнажив коротко стриженую голову. Войдя в комнату, она заметила:
— Ты можешь кричать. Или мы поговорим.
Раиса села на постели.
— Я не стану кричать.
— Я так и думала.
Раиса много раз слышала этот тон: снисходительно-покровительственный, каким мужчина обычно разговаривает с женщиной, но сейчас он весьма странно и непривычно звучал в устах женщины всего-то на пару лет старше ее. Фраерша заметила ее раздражение.
— Не обижайся. Я должна быть уверена. Прийти сюда, чтобы поговорить с тобой, было не так-то легко, хотя я пыталась сделать это неоднократно. Не хотелось бы прервать этот визит на самом интересном месте.
Фраерша опустилась на противоположную кровать, кровать Елены, оперлась спиной о стену, вытянув перед собой скрещенные ноги, и принялась расстегивать пуговицы кителя. Раиса спросила:
— С Зоей все в порядке?
— Она в безопасности.
— Ей не причинили зла?
— Нет.
У Раисы не было причин верить этой женщине. Но она поверила.
Фраерша поправила подушку Елены и взбила ее, явно никуда не спеша.
— Милая комната, полная милых вещей, которые двое милых родителей купили двум милым девочкам. Интересно, сколько милых вещей нужно сделать, чтобы заставить забыть об убийстве матери и отца? И насколько мягкой должна быть простыня, чтобы ребенок простил это преступление?
— Мы никогда не пытались купить их любовь.
— В это трудно поверить.
Раиса сдерживалась из последних сил.
— Разве наша семья стала бы крепче и лучше, если бы мы им ничего не купили?
— Но ведь вы так и не стали семьей. Конечно, тот, кто не знает о случившемся, глядя на вас, может по ошибке принять вас за таковую. Хотелось бы мне знать, неужели Лев и впрямь стремился к этому? К иллюзии нормальности? На самом деле все не так, и он не мог не знать об этом, но, пожалуй, радовался тому, что другие считают иначе. У Льва очень хорошо получается верить в ложь. Но при этом девочки превращаются в кукол, наряженных в красивые платьица, чтобы он мог поиграть в отца.