Колючая Арктика

Лезинский Михаил

Опыт у Алексея Ягловского уже был и он сразу отказался от "самолетного варианта". Решил смены производить на оленях…

Тронулись…

Захотелось запеть недавно услышанную песню:

А кругом тундра белая,

От мороза звенит,

И олени несмелые

Смотрят косо в зенит…

Действительно, вокруг была тундра белая, и звенела она от мороза (мы выехали при — 41 по Цельсию), но что касается оленей, то не заметил их косого взгляда, да ещё — в зенит. Ради рифмы, что ли?..

Замечу сразу, петь мне

расхотелось через минуту: езда на оленях оказалась трудной и утомительной. Какой там сон, запланированный мною раньше! На первой же кочке — а кочек в тундре считать не пересчитать! — нарты резко наклонились, и я, как мешок неуправляемый, — как будто есть управляемые мешки!? — вывалился в снег. "Олений поезд" остановился, и управляющий поглядел на меня тревожно:

— Ушибся?

— Нет.

— Однако, ты в следующий раз, как вывалишься, сразу кричи, а то потеряем в тундре.

— Как кричать?

— А-а-а-а… — подсказал управляющий.

И опять я не понял, смеется Алексей Ягловский или говорит серьезно. Но про себя решил: кричать не буду.

А Евдокия Спиридоновна, пыхнув на меня беломорным дымком, добавила:

— Оленей погонять надо…

— Подошел Костя Клепечин. Тот самый, который говорил, что он ни за какие коврижки не поедет в тундру надолго, погладил моих оленей и тихонько проговорил:

— Погоняй не погоняй — не поможет! Здесь совершенно другой подход нужен.

— Какой, Костя?

— Словами это не объяснить. Каждый олень имеет свой характер.

— И человек имеет свой характер, Костя, но что из того?

— А то, что вы с олешкой не сошлись характерами.

— Погонять чаще надо, — упрямо твердила Евдокия Спиридоновна, — и покрикивать.

Ничего ей на это не ответил Костя Клепечин, но по нему я понял: вчера демобилизованный солдат остался при своем особом мнении.

Костя Клепечин — звеньевой стада 4-го Андрюшкинского отделения, а бригадир — Михаил Иванович в течение двух месяцев возглавлял звено и сейчас должен был временно передать стадо Константину Клепечину — сыну. Происходит не только смена пастухов, но и поколений. Отцу скоро на пенсию, и все думают, что сын возглавит не только звено, но и всю бригаду… Но эти дела решает Семён Николаевич по своему усмотрению… А то, через чур много советчиков всегда находится!

— Однако, Максим Леонидович, зализывайте раны и поехали, — сказал Ягловский.

Вновь тронулись в путь.

Я погонял оленей, а они не шли, тормозя нарты Слепцовой. Я шептал олешкам ласковые слова, пытаясь сойтись характерами, но они никак не реагировали, я бранился, — ругался матом, коему был обучен ещё со времён проживания в Карелии, но и это на оленей не действовало.

Евдокия Спиридоновна то и дело оборачивалась в мою сторону и зло произносила одно единственное слово: "Погоняй!"

Так в мученьях прошло несколько часов… Остановились подкормить оленей. Ко мне подошел

Ягловский.

— Ну как?

Руки-ноги у меня еле шевелились, тело отказывалось повиноваться. Есть такое выражение: "свинцовая усталость", так вот эта усталость и наполняла каждую мою клеточку.

— Порядок, — ответил я, с трудом ворочая языком, — вот только олени почему-то не хотят тянуть.

Слепцова что-то стала ему говорить. Я хоть и не понимал по-якутски, но догадался — жалобы идут по моему адресу.

Ягловский усмехнулся. Ох, уж эта усмешечка Ягловского! Небось не один выговор он схлопотал за нее! Не одного крупного начальника сделал своим врагом…

— Олешка, говоришь, не тянет? А может, управлять им не можешь?

— Великое искусство! — возмутился я, хоть и не начальник я, но насмешка и меня раздражала! — У вас, Алексей Николаич, они тоже не потянут. Костя Клепечин сказал: " Оленей не только погонять нужно, но и характерами с ними сойтись".

— Это у меня-то не потянут?! — уставился на меня Ягловский. — Это почему же?

— А потому, что вы давно стали кабинетным работником. А олени — Костя сказал — животные умные, они сразу распознают интеллигента. Вы же типичный представитель бюрократической интеллигенции, — решил я разговаривать с управляющим в его же ключе.

— Я — интеллигент?! Да я же бывший рабочий человек.

— Бывших олени тоже не признают, Костя сказал…

Ягловский вспыхнул:

— Много твой Костя понимает! Я — якут, во мне течет кровь тысячелетий!

— А олени родились в наше время.

— Вот что, — сказал Ягловский, — еду на вашем олешке, а вы — самостоятельно. Са-мо-сто-ятель-но… На моём. Идет?

— Идет…

Но "моё олешка" под руководством управляющего Алексея Ягловского тоже не торопился ставить рекорды. Конечно, будем справедливы, олень лапчатый, несколько увеличил скорость, но этого было недостаточно, чтобы следовать "ноздря в ноздрю" — выражение Кости — за нашим, быстро удаляющимся "оленьим поездом"… Зато я на олене управляющего выбился на второе место — даже про усталость забыл! — а когда двигались по озеру, то и первым шел, Недолго, правда, думаю, это Костя мне подыграл?..

Через час пути — "олешки ягеля требуют!" — Ягловский смущенно почесал голову через два малахая и признал, хоть и косвенно, мою правоту:

— Однако, олени и вправду того, неприспособленные…

Тут уж возмутился Костя Клепечин:

— Это ж мой рогатый!.. Вот что, Алексей Николаевич, я поеду на своём.

— В тебе тоже течет кровь тысячелетий? — попытался я подковырнуть Костю.

Но он на мои слова ноль внимания…

Эх, Костя, Костя, ты совсем не дипломат! Ну что тебе стоило ехать помедленнее, отстать хоть чуть-чуть, чтобы и мы, постепенно отвыкшие от физических нагрузок, почувствовали себя «покорителями» тундры.