КОМ 2
Шрифт:
— Единственно, — с сомнением потёр подбородок батя, — сможет ли он остальных уговорить. Шестеро же их в управе?
— Так он два месяца уж как выбран председателем! Проблем не предвижу, — уверил нас Виталий и снял телефонную трубку и набрал нужный номер, дождался ответа: — Алло? Савва Панкратьевич, дорогой! День добрый!.. Да… Да… Всенепременно!.. Послушай, друг мой, я к тебе по делу… Да… Тут меня порадовали посещением родственники, тесть с шурином… Да ты что?! Уже слышал?.. Вот-вот… Так мы бы к тебе заехали, дружище, если ты не занят?.. А… Отлично! Через полчаса будем.
Виталий
— Через полчаса ждёт. Осведомлён уже о твоём дворянстве, жаждет услышать историю про спасение Великого князя из первых рук.
— Жаждет — расскажем. Лишь бы с землёй помог решить.
— Думаю, поможет. Давайте-ка к Олегу заедем, тортик к чаю возьмём, что ли. Время есть.
— А заодно ему и подарочек передадим!
В земскую управу мы явились с тортом, имея на прицепе Хагена, который уже слегка утомился от того, что везде его рассматривают как диковинную зверюшку, но ради благого дела был готов терпеть.
Савва Панкратьич, лет тридцати пяти мужчина (с бакенбардами, чтоб выглядеть старше и солиднее) встретил нас радушно, подарки принял с трудно сдерживаемым прицокиванием — особенно когда узнал, что сии вещицы были лично Великим князем презентованы. Начал прикидывать, как пояс с кинжалом над столом половчее на стенку повесить — так-то не поносишь его постоянно, а хвастаться хочется каждый день.
Палантин для жены и сладости поскорее припрятал в выдвижной ящичек, бегло просмотрел распоряжение о выделении земли и попросил прислугу накрыть стол для чая в комнате отдыха — мы ж с тортом.
За столом (естественно, послушав историй про мои похождения) он, слегка помявшись, начал:
— Илья Алексеевич, видите ли, земли в непосредственной близости от города специальными приказами расписаны… Если только в сторону Иннокентьевской слободы, но болотистые места там, зато станция сортировочная рядом.
Мы с батей переглянулись.
— Болотину не хотелось бы, — честно ответил я. — Да и не столь важно, чтоб к городу впритык. Я бы и в Карлуке взял, места привычные.
И не так уж далеко, честно скажем. Мы с Афоней замеряли: от почтамта до батиной усадьбы четырнадцать километров выходит, одиннадцать по тракту, да три от отворота. На машине — минут двадцать ехать, всего делов.
— В Карлуке? — оживился Савва. — Так это совсем другое дело! Есть участочек. И даже, господа, весьма интересный. Между трактом и деревней. Из низинки между сопками выходит. Луговина и чуть-чуть лес захватывает. Единственно — вытянутый он. С полкилометра в ширину и почти на два километра этак вдоль тракта полосой тянется.
— А видел я, — вспомнил батя, — летом чё-то землемеры там шарашились.
— Именно-именно. Там два участка вышло. Один вдоль самого тракта, выделен в собственность, тоже по предписанию, а этот вот — уточняли границы. Там и метки свежие поставлены. Вернёмся сейчас в кабинет, господа, я покажу вам планы.
И показал. И данные замеров предоставил.
Я посчитал в уме (дело-то нехитрое, цифры простые):
— Так он побольше выходит, чем мне назначено.
— Ну, чуть побольше, — великодушно согласился
— Что ж нам, — как-то меня это несоответствие тревожило, — землемеров ждать да отчекрыживать кусок? И с какой стороны?
— Пустое! — махнул председатель рукой. — Это в столицах, может быть, каждый метр дотошно вымеряют, а у нас тут… особого ажиотажа нет, так посмеем выразиться. Сделаем приписку, что отделение малой части сочтено нецелесообразным. В конце концов, — он с удовольствием посмотрел на кинжал, — спасение Великого князя — подвиг для иркутского гражданина значительный. Оформим прибавку как поощрение от губернских властей.
08. ОТПУСКНОЕ
ЗИМА
Из Земской управы заехали к Серафиминому отцу, подарочек завезли, от него — к Афоне, там посидели. Свернув в Карлук, сразу заехали на теперь уже мой законный кусок земли. Вглубь-то, конечно, не пройдёшь особо — снегом по луговине всё завалено, но с той стороны, что к дороге ближе, походили, по сугробам бороздя, поприглядывались, нашли метки землемеровские.
— Ну как, Илюха? — слегка толкнул меня в бок батя. — Чувствуешь себя помещиком-землевладельцем?
Я сдвинул папаху на затылок и засмеялся:
— Честно — пока не чувствую.
— Помнишь, как оно летом тут?
— Так-то но. Вольготно. Бычков, мож, на выпас пустить?
— Тоже дело. Ограду ток поставить, чтоб не разбрелись.
Домой прикатили довольные, как коты, сметаны обожравшиеся. Женская половина как увидала документы на землю — ну охать, руки к щекам прижимать. Скатерти-самобранки раскинули… В общем, заново вышло торжество.
И потекла чередом жизнь мирная, приятная. Торжественные крестины, Рождество с длинными весёлыми святками, новый год, Крещенье (назвали сына в честь прадеда — Аркадием), мой день рождения, множество дней рождений и именин — родни-то у нас сколько! — в общем, праздники вплоть до самой Масленицы. Из гостей да в гости, как говорится.
И каждую ночь — жена любимая в моих объятьях.
Не жизнь — малина.
К весне я начал замечать, что матушка сделалась задумчива и пару раз даже показалось мне, что глаза у неё заплаканные, но при виде меня она сразу бодрилась… пока не дошла, видно, внутри себя до крайности. И уж тогда явилась с разговором. Точнее, меня зазвала на свою с отцом половину, деловито усадила за небольшой стол, за которым она иногда пишет письма, и сама села напротив. С таким похоронным видом, что я начал всякое худшее подозревать.
— Маман, не томите. Что случилось?
Она тяжко вздохнула:
— Илья… Я с тобой давно хотела поговорить.
И замолчала.
— О чём? — терпеливо переспросил я.
— Дело серьёзное, — она снова тяжко вздохнула.
— Да что такое, маманя? Помирает кто?!
Она подпрыгнула и замахала на меня руками:
— Что ты! Сплюнь!
— А что вы меня пугаете тогда? Мраку навели.
— Да я… Не то же всё. Я вот о чём хотела. Смотри. Ты сейчас на цельный год на учёбу уезжаешь. А коли хорошо сдашь — так и ещё, да ещё дальше, в Тверское.