КОМ 3
Шрифт:
— Нет, я ж думал это обычный…
— Так ить, вашсиятельство, тута обычных и нету! — перебил его Никифор. — Тут же спецгараж ажно самого! — наш провожатый вновь воздел палец, потом посмотрел на Петра и приопустил его. — Ну, для вас-то он папа родный, значит. А для нас — о-го-го!
— Да он и для меня о-го-го! — успокоил его Пётр. — И иногда даже ай-яй-яй! А скажи-ка мне, Никифор, — он приобнял детину за плечи, — а есть тут… — он обвёл площадку рукой, — что-нибудь такое… — Витгенштейн задумался, подбирая слова. — Короче,
— Ох, ты ж, батюшки! — Никифор решительно сбросил руку Витгенштейна с плеча. — Никак, дело тёмное задумали, вашсиятельство? Не дождётесь от меня помощи! Так и знайте! Я в делах злодейских не помощник. И вообще, шли бы вы отсюдова… раз такое дело!
— Да подожди ты, ты выслушай сначала, а потом гони нас в шею! Значит, смотри, вон его невеста, — он ткнул пальцем в Сокола, — девичник устраивает. А там охрана. А мы тут. Понял? А они там!
— А-а! Так бы сразу и сказали, вашсиятельство, ежели шалость-баловство, так подмогнём! — судя по всему Никифора прям отпустило, что мы не грабить кого собрались. — А там точно его невеста?
— Да я тебе говорю! Нам бы сквозь охрану проскочить, и там — опа! Вот они мы!
Судя по всему, Петра начал отпускать коньяк, и что конкретно мы будем делать на девичнике, он или ещё не придумал, или вообще не знал. Но нас такими мелочами было не остановить! Вижу цель — не вижу препятствий!
— Да-а, задачку вы мне загадали. — Никифор почесал подбородок и решительно махнул рукой: — Надо Кузьмича будить!
— Это еще кто?
— Это главный наш. Оне сегодня усугубили с водителями. Отсыпаются, значит.
— А он нас не сдаст? — подозрительно спросил Иван.
— А чего сдавать-то? Ежели и правда шалость великокняжеская, так вы ж и прикроете, если что. Ну ещё и благодарность бы… э-э-э… жидкую. Вы не подумайте, взяток не берём! Так, для сугрева иногда.
— За благодарностью, извини, сами сбегаете. Ибо человецы суть, и всё что было, уже употребили, — Сокол вытащил из кармана несколько купюр и сунул Никифору, царственно повелев: — Буди! Если что, на меня всё валите.
НЕТ, ПОГОДИТЕ…
Тут я с поразительной отчётливостью почувствовал, как в моём организме три флакона антипохмелина вступили в неравный бой с конскими дозами принятого алкоголя. Все окружающие звуки и краски то становились кристально-отчётливыми, то мутнели и отдалялись. В краткую секунду просветления до меня дошло, какой безумной дичью выглядит всё, что мы сегодня натворили.
— Ваня, ты бы прыть-то поумерил, — попытался я донести своё озарение до князя. — Как бы Дядя…
— А что дядя? — Ивана, похоже, тоже штырило. Он то начинал быстро говорить, то делал длинные глубокомысленные паузы, во время которых начинал раскачиваться, словно на палубе в качку. — Ты вообще в курсе, что он на своём мальчишнике… на спор, у италийцев
Иван вдруг начал расплываться, и я торопливо спросил, пока он не истаял, как чеширский кот:
— А италийцы?
— А что италийцы? — картинка моргнула и проявилась с глянцевой чёткостью. Только, кроме своих обычных, у него теперь обнаружилась ещё пара ушей. Как у рыси. Рыжих таких, с кисточками. — Они и снимали, — объяснял Великий князь, подёргивая этими ушами, — и потом через всю Европу к себе волокли. Там чего-то в ходовых машинах повредилось.
Я сморгнул, но картинка не изменилась. И при этом мне не давал покоя размах гуляний:
— Да нет, я имею ввиду и что, прям утёрлись италийцы?
Сокол хохотнул:
— Нет, сперва они ноту возмущенную выкатили. На что государь император им ответил, что в следующий раз выложит оный линкор прямо у мартеновских печей, в Выксе, там его быстро порежут и поплавят, и никто ничего не узнает. Ну, они и заткнулись быстренько.
— Лихо! — я восхищённо присвистнул. — Вот это, я понимаю, размах! А мы ногу у списанного «Воеводы» спёрли… Мельчаем!
— Вот и я говорю, надо широко мыслить! — вернувшийся Витгенштейн аж подпрыгивал от нетерпения.
— Чэго ты, малахольный, чэго скачешь? — Серго почему-то загрустил, и его серые волчьи уши — вот тоже уши! — уныло поникли.
— Господа, там такое! ТАКОЕ! — подпрыгивал Петя. — Это просто феерия!
— Чего разорался-то? — Иван, наоборот, взбодрился, кисточки торчком.
— Да идём, идём, бросьте этот грузовик!
— Подождите, — я решительно схватил Ивана и Серго за плечи. — Это вообще, что?
Видели бы вы, какие у них сделались обалделые рожи, когда я начал эти звериные уши проверять.
— Илюх, ты чего? — опасливо спросил Иван.
— А вот скажи мне, братец, — насел я на него, — почему у Серго уши ощущаются меховыми, а у тебя — нет?!
— Уши?! — Серго в панике ощупал голову. — Частичная трансформация, вай ме! Стыд-то какой… А вы чего молчите?!
— Па-гади, — Иван качнулся. — И у меня?!
— Ну! — возмущённо подтвердил я. — Тока кошачьи.
— Бля… — только и сказал Сокол. Но Витгенштейн с Багратионом только синхронно отрицательно помотали головами:
— М-м.
— Ядрёна колупайка! — Иван, явно не веря им, ощупал голову. — Много… Много… Ой-ё-ё-ё… У кого есть протрезвинка?
Все похлопали себя по карманам.
— У меня две, — Серго продемонстрировал два пузырька. — Думал, на утро.
— Утром найдём аптеку! — категорично рубанул Сокол. — Давай, по полбутылька на нос. Пока мы тут в котов не превратились…
Полглоточка мятной микстурки. Досчитать до десяти, прикрыв глаза — и Великий князь счастливым образом избавился от лишних ушей. Мы все встали прямее.