КОМ: Казачий Особый Механизированный
Шрифт:
Вот тут мне не по себе стало. Это чего такое со мной сделалось?
— Отличались, — говорю. И про чувство странное, когда жирного заколол, рассказал.
Сидит батёк, испереживался весь, только что бороду не жуёт.
— А что такое, батюшка? — спрашиваю я опасливо. — Иль беда какая со мной приключилась?
— Так! Наклони голову! — батюшка накрыл мою буйну головушку епитрахилью* и прочитал разрешающую от грехов молитву. — Теперь садись на лавку к столику и жди!
*Длинная лента, огибающая шею
и
Часть священнического облачения,
обычно цветная.
Отец Илларий вышел куда-то, почти сразу вернулся и шлёпнул передо мной лист бумажный и ручку самописную: — Пиши, сын мой: «Обязуюсь никому ни при каких обстоятельствах не разглашать содержание сегодняшнего разговора»… Написал? «кроме случаев, когда сведения будут затребованы иноками монастыря святого Марка Печерского».
Вот тут меня Кондратий обнял. Монастырь Марка Печерского! Это ж обитель иноков-некромантов, которые от смерти энергию забирать могут! Дар редчайший, и, честно сказать, страшноватый.
— Ну, чего ты с лица-то исказился? — сурово усмехнулся Илларий. — Дату сегодняшнюю поставь, добавь: «в сем клянусь своею жизнию» и подпись… Давай бумагу.
Изъял он моё обязательство и бровки этак домиком сложил:
— А теперь, Илюша, надо нам с тобой дознаться: с чего вдруг обычный маг-природник смог энергию жизни вобрать? В досье твоём написано, что проверяли тебя в юности штатно, и подобных способностей отрок Илия не проявил. Да я и сейчас, глядя на тебя, вижу, что нету в тебе таких талантов.
— Нету! — искренне выпучил глаза я. — И отродясь не было!
— Вот видишь. А следы в ауре есть… — батюшка сел напротив и подпёр щёку кулаком. — Н-да, задача… А второго, говоришь, девчонка рядом с тобой упокоила — и не было уже такого чувства?
Я напряжённо перебирал воспоминания.
— Да не было! Не было, батюшка!
— Тихо, тихо. Да ты не кричи. Всё-таки, не сам убил, — он постукал кончиками согнутых пальцев друг о друга. — С другой стороны — ты ж не обучен, мог на расстоянии и не ухватить… — он снова пристально взглянул на меня, высоко подняв брови и распахнув глаза: — Или мог?..
— Да не знаю я! — я аж вспотел, чес слово!
— М-м-хм-м-м… — протянул батюшка. — Тогда, Илья, пойдём медленным путём. Давай-ка вспоминать по шажочкам, что ты сегодня делал, с того момента, как проснулся. Каждую мелкую деталюшечку…
И вспоминали мы битых два часа, пока не припомнил я, что предупреждали нас сегодня о возможном прорыве, и что атака ожидается мощная.
— И-и-и?.. — батюшка аж приподнялся, словно рыбак, вываживающий большую рыбину.
— И вместо обычного воинского снадобья выпил я особое.
Отец Илларий аж рот открыл:
— И ты каждый раз перед боем воинское снадобье пьёшь?! Это ж какие деньжищи!
Я смотрел на него, чувствуя себя ужасно глупо. Мне как-то про деньги
— Так ведь матушка-то моя — лучшая на Иркутский район травница. Она мне и в дорогу собирала, и посылками присылала…
— Погоди! Ты же Коршунов? Евдокия Максимовна — твоя мать, что ли?!
— Ну да.
Матушка, хоть и отказалась в служивые люди идти и потому дворянство принимать не стала, дара была немалого, хоть и необычного — видела травы насквозь — какой вред в них и польза, как их ловчее применить, как сочетания сложить, чтоб эффект в десятки раз мощнее стал. За её снадобьями издалече приезжали и платили за то немалые деньги.
— Так-так-так-так-так! И какое, говоришь, особое снадобье ты принял?
Я неловко пожал плечами:
— Дык… Просто особое. Конвертик зелёный да с крестиком, чтоб, значицца, не промахнуться… Не знаю, с обычным я пушку-то в небо поворотил бы — нет?
Глаза батюшки чисто угольями загорелись:
— Вот, Илюша, и нашли мы нашу причину! — он подскочил и забегал по палатке: — А ещё есть? Зелье то? Тьфу, снадобье?
— Есть парочка. Ингредиенты в него идут шибко редкие.
— Так-так-так… Ты, Илья, их больше не пей, от греха… Принеси мне — щас прямо сбегай. На экспертизу отправлю.
Пришлось бежать. Возвращаюсь с пакетиками — батюшка пишет. Кивнул мне, головы не поднимая:
— Садись! Участие в военных действиях запрещаю тебе на полгода, — он поднял на меня глаза и прямо зыркнул исподлобья: — И это не шуточки! Природной склонности нет, а как себя магические каналы поведут — знать мы не можем. Вдруг болезненная страсть сформируется? А мне из хорошего бойца психопата-маньяка не хотелось бы получить!
Я поёжился. Меня как-то тоже подобная перспектива не радовала.
— Посему: домой. Отдыхать, восстанавливаться. Потом обычная комиссия — и можешь брать новые контракты. Выплаты получишь как по магическому повреждению, держи моё заключение, — он шлёпнул на бумагу печать и протянул мне. — Строго! С сегодняшнего дня от боевых действий отстранён. Понял?
— Так точно, — растерянно протянул я и пошёл в штаб — бумагу показывать.
02. НАШ ПУТЬ БОЕВОЙ
ДО ДОМУ
Ну, к чести штабных, всё мне оформили в лучшем виде, и медаль дали — «Георгия», третьей степени, и «Саранчу» не зажали.
И возвращался я на поезде с той не сильно удачной компании и с медалью, и почти без дырок, и живой-здоровый. И не в пассажирском вагоне, а прямо в кабине «Саранчи», пристегнутой цепями к грузовой платформе. Без комфорта, конечно, но зато при своём. А позади кресла пилота, на нескольких мешках с сеном, спала Марта. Как вышел к своим, вцепилась в меня, бегала следом, ну как собачонка. Безопасники день с ней промурыжились и отпустили. А майор — так вообще, хлопнул меня по плечу и сказал:
— Это теперь твоя головная боль, а не моя. Спас, вот и отвечай, казак.