КОМ: Казачий Особый Механизированный
Шрифт:
Жестковато, зато по-честному. Иначе что же — первые всё на себя собрать должны?
Постояли мы, покуда первый десяток отстрелявшихся не собрался и пошли на лошадиную жеребьёвку.
На выездке особых каверз не было. Оно и правильно. Лошадок же жальче нас, их-то чего уродовать. Отскакались, порубили лозу, через оксер* попрыгали — да и всё.
*Оксер — высотно-широтное препятствие,
состоящее из двух параллельных элементов
с
Чаще всего этим элементом
являются параллельные брусья
с прутьями, ветвями или засекой.
Сдали лошадей конюшим, и строем пошли к трибунам. Ухватки казацкие гостям показывать. Гладиаторы, етить его, первая партия. И, главное, было бы перед кем, а то сидят, жабы надутые, сами поди ради своих чинов палец о палец не ударили…
Тут ровно клюнуло меня в висок. Не знаю, может, остаток маманиного снадобья успокоительного сработал. Сам себе удивляюсь: чего меня злоба-то вдруг взяла, прям даже не знаю?
И в то же время смотрю — у всех соучеников ноздри раздуваются и глаза бешенные…
Ага! Опять Анфискины мажеские происки!
Задышал медленно, стараясь успокоиться, а то по злобеможно таких делов натворить, что мало не покажется. Но опять же восхитился: вот лиса! Достанется же кому-то в жёны. А ежели она ещё как на голову влиять могёт? От намучается ейный муж…
Разбили нас на пары, и давай мы образцово показательно друг друга валять. Ну как образцово? Некоторые ярость так и не сбросили, чуть зубами противника не грызли. Но за этим уж учителя следили — ведро холодной воды — и все дела.
Ох, и выпала мне «удача» в этот раз. Федя! Федя-Федя, съел медведя. Он же как раз из этих, спец-агентура, даром что унтерский чин, а самые злобные банды отлавливал. Талант от Бога, говорят.
Вот и повалял меня тот талант от души. Если б не Анфискина подляна (уж себе-то врать не буду), скатал бы меня Федя в колобок. Слил бы я рукопашку, как пить дать. А так я получил свою порцию трындюлей, на эмоцию его вытащил, да за счёт этого пару раз на ошибках подловил — еле как в ничью вывел.
На этом наши наблюдатели в комиссию наши блокноты сдали, а нас в раздевалку отправили, всех ждать и в парадку наряжаться.
Идём, пот со лбов утираем. Дозволение общаться получили.
— Не пойму я, — мрачно пробормотал Федя, — никогда такого не было…
— И вот опять? — хохотнул Сава.
— Да погоди! Я серьёзно. Никогда такого не было, чтоб в схватке злобой захлёстывало.
— Так Анфиска же, — пожал я плечами. — Как в зону её влияния вошли, так и началось.
Парни аж остановились.
— От, лярва! — от души хлопнул себя по ляхам Сава. — Нарочно?
— Ну, конечно. Должно быть, проверить хотели, как мы под попыткой контроля себя ведём.
— А если б на комиссию по злобе полезли? — смурно спросил Федя.
Эвона как его штырило!
— Ну уж, не до такой степени, поди… —
Да уж, если бы ученики морды преподавателям набили, Анфиску бы по голове точно не погладили…
Ждать пришлось не особо долго. С час, может. Сперва пришла вторая партия, потом и третья. Обсуждали каверзные подлянки, прикидывали, кто как себя показал. Радовало уже то, что откровенно плохо ни один не выступил и не опростоволосился.
Никаких циферок и баллов нам после пробежки больше не сказали. Да и вообще, подозреваю я, что и первые цифры капитан выкрикнул не для нас, а для ребят-наблюдателей. А наше дело — крайнее. Себя показали, а уж хорошо ли, плохо ли, экзаменаторы решат.
Я вот лично не сильно собой доволен. Нет, по бегу первый. А по полосе можно было и лучше. Опять, непонятно: можно было ли? Других-то мало кого видел. На выездке, вроде, не хуже других. На стрельбах тоже — не «застрелили» меня ни разу, а вот всех ли бандюганов уработал или, того хуже, не зацепил ли гражданские мишени — этого никто не сказал. Ну и в рукопашке ничья. Хотя с Федей гораздо хужее могло выйти.
В общем, маялись мы неизвестностью, покуда не явился распорядитель и не велел выходить на финальное построение.
Встали мы перед трибуной — двадцать восемь выпускников. И тут важные гости давай слова говорить. У них, должно быть, заранее тексты были заготовлены — уж больно гладко. А, может, и натасканы они на это — складно слова друг к дружке лепить. Только долго. О славе Отечества. О героическом будущем. И о выдающихся заслугах. Причём, великое подозрение, что о большей части построенных эти господа ни ухом ни рылом, но разливались красиво. Короче всех сам Харитонов сказал. Поблагодарил за усердие, поздравил и зачитал три группы фамилий.
Первые — чей результат приравнен к ускоренному прохождению специальной двухлетней программы младшего офицерского училища. Вторые — закончившие с отличием. И третьи — закончившие успешно.
Дальше мы орали: «Служу царю и Отечеству!» Федя рядом со мной на радостях, что в первой группе оказался, так голосил — я думал, на правое ухо оглохну. Впрочем, я вопил не хуже. Приятно ж! Коршунов-то тоже в первой группе! Я, то есть. Ну, может, не самый способный, но чего могу!
Вручили нам аттестаты в тиснёных золотом корочках, сфотографировали на память всем курсом. И… и что же — всё? Завтра день — а мне никуда не бежать, с утра не подрываться и можно продрыхнуть до обеда — никто слова не скажет?
Как-то незаметно мы оказались в жизнерадостной толпе. Кажется, и меня кто-то поздравлял.
— Илюша! — ко мне протиснулась Лизавета и прихватила под локоть. — Пойдём-ка в сторонку. Пока там Витя с кандидатами разговаривает, я хоть подлечу тебя немного.
— Да я, вроде, ничего…
— Ага! Этот здоровый-то как начал тебя валять — я думала в обморок упаду от страха! Хорошо, — Лиза понизила голос, оттесняя меня к пустым лавочкам, — маманин эликсир, должно, сработал?
Я усмехнулся: