Командарм Дыбенко(Повести)
Шрифт:
Милиционер объяснил, что из Красной Армии его уволили по сокращению, хотя он вполне здоров.
— Не тебя одного, дорогой товарищ, сократили. Многих сократили, — сказал Дыбенко, а про себя подумал: «Совсем недавно в Красной Армии было 5,5 миллиона, а вот теперь осталось всего 562 тысячи, и они обязаны оберегать Родину». — На боеспособности войск сокращение не должно отразиться, значит, мы, командиры, должны лучше учить людей.
— Мне все понятно, — согласился милиционер.
Он вызвался проводить Дыбенко до «халупы», так
— Уж не могли во всем Курске подобрать приличнее помещение, — ворчал он. — Сунули в старый барак — с крыши течет, в окна дует. Позор, да и только!
Поблагодарив бывшего красноармейца, Дыбенко открыл дверь, переступил низенький порог и действительно очутился в халупе. Молоденький дежурный командир доложил по всем правилам, осведомился, кто прибыл, и, услышав, что перед ним новый командир корпуса, подтянулся, молодцевато стукнул каблуками, сказал, что сейчас же пошлет за начальником штаба…
— За начштабом посылать не надо. Когда явится, передайте — буду в одиннадцать.
Отправился к губвоенкому, увидел уже немолодого, в недавнем прошлом боевого партизана. Представились. Дыбенко спросил, почему штаб корпуса в таком захудалом помещении. Не получив вразумительного ответа, попрощался и ушел.
Комкор познакомился с подразделениями. Размещены сносно. Рота связи, например, расположилась в бывшей церкви, можно создать приличные условия для красноармейцев. Есть и учебные классы. Рядом еще пустующее здание, но на дверях амбарный замок. Это бывший клуб чоновцев, доложил сопровождающий командир роты связи. Оказывается, помещение свободно, а связистам пользоваться не разрешают.
Дыбенко позвонил губвоенкому, спросил, нельзя ли открыть клуб. «Не можем, это хозяйство ЧОНа, а они нам не подчинены, у них свой хозяин». — «Разве хозяин не в Советском государстве живет? К тому же ЧОН уже упразднили». Командиру роты приказал снять замок, имущество описать, навести порядок и налаживать культурно-просветительную работу…
Собрал командный состав, рассказал о своих впечатлениях, обнаруженных недостатках, поставил задачи на месяц. Потом попросил всех высказываться без стеснения, предъявлять претензии, ничего не скрывать: «Говорите начистоту».
Внимательно слушал, делал пометки в блокноте.
Все жаловались на бытовую неустроенность.
Дыбенко сказал: знает, что с жильем плохо, придется временно снимать квартиры у местного населения. Об улучшении быта обещал позаботиться.
Через день уехал в Воронеж, побывал также в Орле. Остался доволен, подразделения здесь размещены удачно, бойцы окружены вниманием и заботой местных партийных, советских и комсомольских органов. Возвращался с хорошим настроением. Сошел с поезда — и ахнул. Курск преобразился: все вокруг в бело-розовом наряде, цвели яблони, вишни, груши. Весна в полном разгаре.
Однако настроение испортилось, когда приблизился к штабу, который ютился все в той же мрачной халупе. «Нужны срочные меры».
Дыбенко занял кабинет военкома. Все старье — просиженные, с торчащими пружинами кресла — приказал вынести во двор и сжечь. Оставил стол, два стула — для себя и посетителя…
Вскоре комкор принимал командующего Московским военным округом К. Е. Ворошилова. Вместе побывали в городах, где размещались полки корпуса, проверили боевую готовность. Перед отъездом Ворошилов сказал:
— Замечаний не имею. Так держать!
Дыбенко был человек пунктуальный, требовательный, не давал скидки ни себе, ни подчиненным. Не любил засиживаться в кабинете. К побудке он уже в казарме. Пройдет на занятия в класс, внимательно слушает, в конце выскажет свое мнение.
Досталось однажды дежурному командиру взвода связи С. М. Ватолину. Доложил дежурный как положено. Комкор пожал ему руку и направился к пирамиде, посмотрел одну винтовку, другую, обе поставил на место. Третью не разглядывал, передал Ватолину.
— Что это? — спросил Дыбенко.
— Ржавчина, — еле слышно произнес дежурный.
— Верно. А почему?
— Керосина нет.
Дыбенко строго приказал:
— Чтобы через час оружие сверкало как зеркало!
Ватолин командир грамотный, старательный, дело свое знал, да еще учился на третьем курсе педагогического института, совмещение в то время редкое. Замечание расстроило его, но порядок навел быстро. К вечеру комкор снова появился, посмотрел ту же винтовку и еще несколько, довольный, сказал:
— Хорошо, что у дежурного керосин нашелся… Учтите, в самое тяжелое время гражданской войны красноармейцы оружие всегда держали в образцовом порядке; о коне заботились больше, чем о себе. Раньше лошадь напоит и накормит, а потом сам поест. Как дела с учебой в институте, товарищ Ватолин?
— «Хвостов» нет, а в общем, трудно, товарищ комкор, не хватает времени.
— Мой вам добрый совет: не бросайте учебу, заканчивайте институт во что бы то ни стало!..
Бывший чоновский клуб стал любимым местом отдыха и красноармейцев, и молодежи Курска. В нем ставились шефские спектакли, читались лекции. И всегда в кругу бойцов и шефов — комсомольцев табачной фабрики — находился Дыбенко…
Загрустили бойцы и командиры, узнав, что нарком Михаил Васильевич Фрунзе забирает в Москву их командира корпуса. Уж очень привыкли они к строгому, требовательному, но справедливому и чуткому начальнику.
В столицу Дыбенко приехал 3 мая 1925 года.
Большая и ответственная работа ждала его в Москве.
Много за последние годы произошло важных перемен в Красной Армии и Красном Военно-Морском Флоте. В январе 1925 года председателем Реввоенсовета СССР и народным комиссаром по военным и морским делам был назначен М. В. Фрунзе.