Командарм
Шрифт:
— Встречались в семнадцатом, в декабре, кажется, и позже… — Кравцов тоже достал кисет. — В ЦК, в РВС. Пару раз разговаривали, вот как мы с вами сейчас, но и все. Как начдив я имел несколько иную систему субординации.
— Но из нескольких довольно сильных кандидатур выбрали вас. — Фрунзе своего интереса не скрывал, смотрел внимательно, чуть прищурившись, чем, однако, несколько смягчал жесткость взгляда. Прищур сродни улыбке, намек на нее.
— Возможно, меня порекомендовал его заместитель Склянский. Мы с Эфраимом Марковичем оба врачи, знаете ли…
— Хорошо знакомы? — раскуривая трубку, поинтересовался Фрунзе.
Склянский, как ни крути, зампред Реввоенсовета республики и не последний из членов ВЦИК.
— Не друзья,
— А так всегда бывает, — неожиданно улыбнулся Фрунзе, и как раз в этот момент, вслед за легким стуком в дверь, в салон вернулся ординарец. Он принес два стакана чая, сахарницу с колотым сахаром, вазочку с печеньем и тарелку с бутербродами.
Кравцов обратил внимание, что посуда в салон-вагоне не разномастная, стаканы в серебряных подстаканниках, а бутерброды сделаны из хорошего ржаного хлеба с полукопченой колбасой.
— Спасибо, — поблагодарил он ординарца и, пыхнув самокруткой, потянулся к сахарнице.
— Вы знали Махно? — Кравцов отметил, что Фрунзе назвал комбрига по фамилии, хотя по нынешним временам его "приказано было помнить" исключительно как героя Гражданской войны. Комбриг-Три Заднепровской дивизии Махно, начдив Двадцать пятой дивизии Чапаев или Сорок четвертой — Щорс… Герои… мертвые…
"Может быть, и Командарму-Восемь Кравцову следовало остаться с ними?" — мысль не лишенная бравады, таящая в глубине своей обычный человеческий страх.
Азин, Кравцов, Миронов… Наверняка и еще пара-другая мертвых командармов наберется. Война большая, людей много.
— Я знал Нестора Ивановича, — сказал он вслух, размешивая сахар в стакане.
— Какой он был? — Фрунзе тоже не пил чай в прикуску.
"Какой?"
Кравцов вспомнил весну девятнадцатого. Уже началась травля. Харьковские "Известия" напечатали насквозь фальшивую, мерзкую статью "Долой махновщину", командующий Украинским фронтом Антонов метал громы и молнии…
Здравствуй, Макс! — сказал Махно, входя в разбитое здание вокзала, где Кравцов разместил свой штаб.
Невысокий, худощавый, комбриг казался моложе своих лет. Темные глаза выдавали энергичный и быстрый ум.
Раздавят, к бесу, — ухмыльнулся он, подходя к вставшему навстречу начдиву. — Прут и прут, а у меня и снарядов уже не осталось, и патроны…
Казалось, Нестор шутит. Но какие там шутки! Положение, и в самом деле, сложилось критическое: Деникин наступал по всему фронту, и Красная Армия откатывалась к Москве. Однако здесь и сейчас, на этом конкретном участке жестокой войны "бандиты" Махно держали фронт…
"Каким он был?"
Но на самом деле вопрос Фрунзе о другом. Каким мог стать Нестор, если бы не шальная пуля тогда, в ноябре двадцатого?
— Он был сложным человеком, — Кравцов чувствовал, что может сказать то, что думает. Ну, почти все.
— Идеалист, разумеется, учитывая обстоятельства его жизни, — Кравцов отпил немного горячего чая и не без раздражения покосился на бутерброды. — Однако и превосходный политик, отличный тактик маневренной войны, отменный организатор… Жаль, что Нестор Иванович так и не смог найти дорогу к нам. Я имею в виду коммунистов-большевиков.
Пожалуй, последняя фраза была лишней. Но, что сказано, то сказано. Само как-то сказалось…
— Лев Давыдович Махно не любил, — Фрунзе по-прежнему смотрел прямо на Кравцова. — Не доверял, и, наверное, не напрасно. Махно — не наш. Крестьянский вождь, остальное — от лукавого. Назовись он хоть социал-демократом, хоть трудовиком [5] , а все равно не с нами
— Да, — согласился Кравцов с очевидным. — Так и есть, но вы спросили, каким он был. Я попытался ответить.
5
Трудовики — члены т. н., "Трудовой группы", — фракции мелкобуржуазных демократов, депутатов крестьян и интеллигентов народнического направления в Государственной думе России. Партия возникла в апреле 1906 года. В 4-й Думе (1912-17) "Трудовую группу" составляли 10 депутатов. Председателем фракции был А. Ф. Керенский, перешедший после Февральской революции 1917 года в партию эсеров. В 1917 году "Трудовая группа" сблизилась по своим программным требованиям с партией народных социалистов (энесы), с которой вскоре и слилась: программа партии требовала установления демократической республики, созыва Учредительного собрания, выдвигала принцип национального самоопределения в рамках сохранения государственного единства и была близка к эсеровской по аграрному вопросу.
— Вызывал симпатию? — пыхнул трубкой Фрунзе.
— Скорее располагал к себе.
— А говорят, бандит…
— Сам никогда, — покачал головой Кравцов и, затушив окурок, все-таки взял с тарелки бутерброд.
Колбаса пахла чесноком. И от этого запаха рот Кравцова непроизвольно наполнился слюной.
"Прямо как собака Павлова…"
— Он был человек чести, — сказал бывший командарм, возвращая Фрунзе твердый взгляд. — За разбой, насилие расстреливал. Уважительно относился к женщинам, не был антисемитом… Много у нас таких командиров?
— Опасные вещи говорите, товарищ Кравцов, — усмехнулся чем-то, несомненно, довольный командующий. — Ну, вам как бывшему покойнику пока можно. Однако в дальнейшем я бы на вашем месте воздержался. Да и сейчас. Со мной — одно дело, а… гм… с кем-нибудь еще — не советовал бы.
— Понимаю, — кивнул Кравцов и откусил приличный кусок хлеба с колбасой, лишая себя возможности продолжать разговор.
— Я читал ваши "сочинения", — Фрунзе не возмутился и продолжал говорить, как ни в чем не бывало. — Весьма занимательные, надо сказать, обзоры. Содержательные и написаны хорошо. Но вам, Макс Давыдович, не помешало бы подучиться… Как смотрите, товарищ Кравцов, если мы вас в Академию РККА пошлем, в Москву?
"В Москву?"
Перед глазами сразу же встало лицо Рашели… Она смотрела на него, словно бы спрашивая с укоризной, и ты еще сомневаешься?
— Согласен, — прожевав кусок, ответил бывший командарм.
— Ну, вот и отлично! — еще шире улыбнулся Фрунзе. — Тогда вы, товарищ Кравцов, едете со мной. Я как раз в Москву… А вернетесь после учебы, лично буду рекомендовать вас на корпус. Лады?
Москва встретила дождем, вернее, грозой. Пока грохотал гром, и молнии гвоздили темный город, Максим Давыдович оставался в бронепоезде Фрунзе. Сам командующий уехал буквально за несколько минут до того, как хлынул ливень. Его ждал известный своей педантичностью Троцкий, и Фрунзе счел за лучшее не входить с Предреввоенсовета Республики в конфликт по пустякам. Любит точность, будет ему "швейцария"… А Кравцов задержался, предпочтя плотный завтрак в поезде командующего путешествию через полгорода на своих двоих да еще и на голодный желудок. Ему спешить некуда, вот он и стоял в тамбуре пульмановского вагона, предназначенного для порученцев и штабных, курил и смотрел на льющуюся с грозных небес воду. Ему было о чем подумать. Как ни крути, с приездом в Москву для Кравцова опять начиналась "новая жизнь". Здесь, в столице, его ожидали встреча с Рашель и неопределенность судьбы. И то, и другое ощущалось как нечто накрепко вплетенное в саму основу его нынешнего бытия, и как таковое с трудом постигалось — если было вообще возможно для охвата — быстрой и поверхностной по своей природе человеческой мыслью.