Командир атакует первым
Шрифт:
Я улыбнулся:
– Примерно знаю.
Кутихин сердито посмотрел на меня:
– Не примерно, а точно скажу: потому что ты на Керченском очень часто летал. Опыт есть, хотя и забытый. Небось подумал, что снова тебя испытываю? Нет, брат Василий, теперь враг испытывать будет. Давай! Ни пуха...
Стоит ли говорить, как завидовали нам ребята?! А мы с сержантом Павловым, гордые и по-настоящему счастливые, садимся в кабины самолетов.
После бесконечного ожидания настоящего дела взлет прошел так буднично и быстро, что я не успел испытать никакого душевного напряжения. И только сейчас, набрав высоту и взяв курс на юго-запад, в сторону фронта, почувствовал запоздалое, но
Что это? Страх перед рискованным полетом? Любой полет на фронте, тем более на территорию противника, да еще на разведку, опасен. Но думать о риске - значит не летать. Да, известны случаи, когда летчик, сбитый зенитным огнем, после перерыва из-за ранения попадал снова на фронт и некоторое время боялся даже близко подходить к зоне зенитного обстрела. Так неужели я не готов к этому полету? Неужели трушу? Но откуда эта радость, гордость, что именно мне доверено задание на разведку?..
Я посмотрел на ведомого: тот идет рядом, но неровно. Плохо, что смотрит он не отрываясь на мой самолет и не ведет наблюдение за воздухом. А мы уже прошли контрольный ориентир, железнодорожную станцию Прохоровка на ветке Белгород - Курск. Кто бы мог подумать, что через несколько дней этот маленький населенный пункт войдет в историю второй мировой войны как место одного из грандиознейших танковых сражений?!
Скоро линия фронта, и смотреть нужно в оба. А ведомый, чувствую, волнуется. Надо его отвлечь, перебить волнение. По радио разговаривать нельзя. Летчик самолета-разведчика только в особом случае, при обнаружении стратегически важной цели, о которой необходимо тут же сообщить командованию, может использовать радиостанцию. Во всех остальных ситуациях полное молчание.
Покачиваю крыльями: "Внимание!" Павлов заметил - сейчас он должен делать все, как я. Подбираю ручку управления немного на себя, даю ее влево и одновременно жму левую педаль. Самолет выполняет аккуратную управляемую "бочку". Павлов тоже выполняет эту фигуру. "Ну вот и молодец", - киваю ему. Повеселел парень. Поднимаю руку, показываю пальцами на глаза и делаю над головой вращательные движения: "Смотреть надо вокруг!" Понял - теперь начал следить и за воздухом.
По расчетам - под нами линия фронта. По траншеям, окопам, ходам сообщения определить ее трудно. С нашей стороны и со стороны противника они отрыты на большую глубину обороны. Но с высоты четырех тысяч метров все это кажется тонкой паутиной.
Но вот слева внизу небо прошила трасса. Стреляют "эрликоны" двадцатимиллиметровые скорострельные пушки. Теперь ясно - мы над территорией противника. На Керченском полуострове, выполняя задание на разведку, мы заходили к немцам в тыл со стороны моря, где ни линии фронта, ни зениток не было. Здесь же сразу дали понять, что мы "в гостях".
Отдаю ручку от себя, бросаю самолет в пикирование, к земле. Взгляд на ведомого: идет нормально. Выводим на восьмидесяти метрах. Первая полоса обороны осталась позади. На такой высоте за нами уследить трудно.
Внизу мелькают перелески, речушки, полевые дороги, непаханые поля. Люди гибнут, земля, политая кровью, забывшая тепло человеческих рук, не родит хлеба.
Прошли над железной дорогой Белгород - Курск. Здесь и дальше на север она разбита: видны вывороченные шпалы, согнутые гигантской силой взрывов рельсы. По обе стороны насыпи рваные, искореженные коробки вагонов. Или партизаны пустили под откос, или поработали наши штурмовики...
Через пять - восемь километров - шоссе, тоже ведущее от Белгорода на Курск и так же порванное линией фронта. По шоссе едут только отдельные автомобили. Колонн нет: днем
Но вот несколько машин с большими кузовами-фургонами. Позади автомобиль-цистерна. Это что-то вроде ремонтно-технического подразделения. Огромное желание спикировать на них и пустить несколько очередей. Но разведка только началась - в любую минуту и для обороны боезапас может понадобиться.
Набираем высоту до четырехсот метров. Слева, на траверзе - Белгород. Он километрах в десяти. С такого расстояния, да еще в солнечном мареве, города не видно. Можно только догадываться, что это именно Белгород. От него до Харькова поездом - не больше трех часов. На самолете хватит и двадцати минут. Это уже родная украинская земля!..
Дом... Родные края... Вот они, совсем рядом, но дорога до них ох какая далекая! Даже посмотреть в ту сторону пристально, подольше, некогда. Мы в разведке. Нужно следить и за землей и за воздухом. Самолетов пока не видно. Основное внимание - земле, за воздухом наблюдает ведомый. Изредка поглядываю на него - ничего, головой крутит.
Прошли траверз Белгорода и поворачиваем, как советовал Кутихин, на запад. Вот и район, указанный капитаном из штаба дивизии. Лес, знаменитые в здешних местах дубовые рощи. Деревья растут нечасто, но густая широкая крона могучих дубов может укрыть что угодно.
Снова снижаемся. Берег речушки. На нем и в воде полно людей. Можно позавидовать - день жаркий. Да, но... До меня не сразу доходит, откуда здесь такое количество людей, тем более мужчин. Увидев нашу пару истребителей, купающиеся выскакивают из воды и нагишом бросаются в прибрежный кустарник, в лес. Теперь все понятно: солдаты. Остается только выяснить, какой род войск. Тут уже я догадался - если пехота, на берегу вместе с одеждой должно быть и оружие - винтовки, автоматы. Пехота везде с оружием, и на купанье, конечно. Делаем еще заход, все уже разбежались, но одежда так и осталась на берегу. Нет, оружия не видно. Все ясно - в лесу расположилась артиллерийская или танковая часть.
Проходим над лесом. Быстро мелькают деревья. Уменьшил скорость догадка оказалась верной: вот ствол торчит из-под ветвей, вот угадываются контуры башни. Несколько танков вообще не замаскированы.
Набираем высоту до трехсот метров. Да, в этой дубраве можно целую танковую бригаду спрятать. Судя по количеству купавшихся и учитывая, что немцы народ дисциплинированный и наверняка идут на купание по очереди, танков в этом лесочке - не меньше бригады.
Запоминаю характерные ориентиры: истребитель на разведке ничего не отмечает на карте. Все нужно запоминать. На карту успеваешь глянуть только для того, чтобы сличить ее с местностью. Мысленно накладываю на масштаб карты конфигурации леса, полевую дорогу с севера, характерный изгиб речушки.
В этот момент в наушниках - голос ведомого:
– Командир, "мессер" справа!
Смотрю направо и одновременно показываю Павлову кулак: разговори по радио запрещены! "Мессера" не вижу. А ведомый начинает разворачивать свою машину вправо. Пришлось тоже нарушить правила радиообмена; "Куда? Отставить!" - это я в микрофон, а в пятистах метрах от нас самолет наш Ил-2, "горбатый".
Ведомый уже понял свою оплошность. Я улыбаюсь: как все похоже. Когда-то и я не выдержал, тоже бросился, правда, на "юнкерсы". А здесь штурмовичок ползет над лесом, тоже, видимо, разведчик. Подходим - летчик показывает, что все в норме, собирается возвращаться, предлагает перед уходом "штурмануть" лес. Я отказываюсь - до дома еще далеко, боезапас может пригодиться. Жестами даю понять штурмовику, что прикрою его на всякий случай сверху.