Командир полка
Шрифт:
Фрау Гроссман оказалась по соседству с молодой учительницей из второго класса и Ренатой.
– Ну, что вы скажете в свое оправдание?
– спросила фрау Гроссман у молодой учительницы.
Учительница молчала.
Ренате никогда не приходилось оказываться в подобной ситуации: она ни разу за два года своего учительствования даже в шутку не шлепнула ни одного ученика. Однако она ясно представляла себе ту неприятную ситуацию, в которой оказалась молодая неопытная учительница. А тут еще, как назло,
Ренате захотелось помочь молодой учительнице, как-то дать ей понять, чтобы она не вздумала оправдываться или вообще спорить с фрау Гроссман.
– Очень жаль, что такие явления имеют место в социалистической школе!
– никак не могла успокоиться фрау Гроссман.
– Родительский совет должен основательно разобрать этот инцидент. Мы не можем допускать подобных случаев!
Чем больше говорила неугомонная фрау Гроссман, тем спокойнее становилась молодая учительница. У нее было симпатичное лицо, которое несколько портили слишком ярко накрашенные губы и подрисованные глаза.
С каждой новой угрозой, которые так и сыпались из уст фрау Гроссман, учительница как бы распрямлялась. Глаза ее сузились, лицо приобрело волевое выражение.
Чувствуя возможность сопротивления, фрау Гроссман раскалялась еще больше.
– Такого случая у нас еще никогда не было, чтобы учительница дала ребенку пощечину! Да такой особе не место у нас в школе!
И вдруг молодая учительница встала с пенька, на котором сидела, и, не оглядываясь, пошла в глубь леса.
Рената облегченно вздохнула, подумав о том, что с такой женщиной, как фрау Гроссман, и она тоже долго не выдержит.
– Что вы скажете на это, фрау Грапентин? Бросить класс и убежать, странно, не правда ли?
«Что я ей могу на это ответить? Сказать что-нибудь резкое, чтобы она ушла отсюда? В конце концов, ответственность за детей несем мы».
– Давно она здесь работает?
– С сентября. Ей не больше двадцати лет, наверное.
– Если вы будете так обращаться со всеми учителями из-за каждого их упущения, то скоро от вас сбегут все педагоги.
– Тогда мы сами будем преподавать. Я смогу вести класс, - не без гордости заявила фрау Гроссман.
– Хуже этого ничего и быть не может, - не удержалась Рената. Она ждала, что после этих слов на нее обрушится поток брани. Однако этого не случилось.
– Бить детей - это самое последнее дело, не правда ли? Их так трудно воспитывать, особенно этих брошенных детей…
– Брошенных?
– Рената невольно вспомнила слова Макаренко о брошенных детях.
– А при чем тут брошенные дети?
– Их в семье четверо, - начала объяснять фрау Гроссман.
– Отец у них хороший, степенный человек, а вот жена его связалась с солдатом и разрушила семью.
И тут же фрау Гроссман рассказала
– А что же солдат?
– поинтересовалась Рената.
– Какой солдат?
– Да тот, что соблазнил фрау Гремер.
– А бог его знает, с него взятки гладки, а вот ей теперь за все расплачиваться приходится.
В голосе фрау Гроссман звучало только осуждение фрау Гремер, судьба же детей ее нисколько не интересовала.
Фрау жестом подозвала к себе Сильвию, которая послушно сидела на пеньке, на который посадила ее мать.
Девочка подошла к матери. Фрау Гроссман нежно погладила ее по головке и, достав из сумочки плитку шоколада, отломила половину и отдала дочке.
– Теперь иди побегай, моя девочка, только недалеко! Лицо фрау Гроссман смягчилось, но через какую-нибудь минуту она вдруг нахмурилась и закричала:
– Сильвия!
Рената оглянулась и увидела, что рядом с Сильвией стоял тот самый белокурый паренек-шалун и девочка отдала ему половину своей шоколадки.
– Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты не играла с ним!
– прокричала рассерженная мать.
– Забери шоколад и немедленно иди ко мне!
Мальчуган, который только что поднес шоколад ко рту, опустил руку.
– Немедленно иди ко мне!
– повторила фрау Гроссман.
Однако Сильвия не послушалась. К ней подбежали другие дети и, остановившись рядом, с любопытством наблюдали за этой сценой. А девочка, разломив оставшуюся у нее шоколадку на части, начала угощать детей, которые бросали боязливые взгляды на фрау Гроссман и качали головами. Тогда Сильвия бросила шоколад в кусты, а сама убежала и спряталась за дерево.
– Бог мой, что же это делается!
– Фрау Гроссман удивленно всплеснула руками и встала.
Рената почти насильно усадила ее обратно:
– Садитесь, вы все равно ничего не исправите.
Фрау Гроссман села и стала наблюдать, как Эльке и несколько девочек окружили Сильвию и по-своему утешали ее, но ни один из них не нагнулся, чтобы поднять шоколад.
Увидев Эльке, Рената тотчас же вспомнила о фрау Хут и, громко захлопав в ладоши, крикнула:
– Ребята, собрались все вместе! Мы идем дальше! А вам, фрау Гроссман, - Рената повернулась к женщине, - я настоятельно советую идти домой.