Командировка в ад
Шрифт:
Опять ругательство. Вряд ли Шварцкопф, какие-то полчаса назад исполнивший роль героя-любовника, намеревался встретить объявленного в розыск, причем в таких неприятных условиях.
— Чего вы мне нацепили? — поинтересовался генерал, скосив взгляд на предмет, примотанный к груди.
— Всего лишь коробочка с несколькими граммами С-6 у сердца и радиоприемником. Мой товарищ держит радиопередатчик, — Несвицкий кивнул на хорвата, сжимавшего в левой руке аппарат размером с большую телефонную трубку, из него торчала антенна. — Если попытаешься снять — взрыв. Если удалишься от передатчика — взрыв. Если наши разговоры затянутся
Контраст для генерала был разительным. Всего лишь час назад — он победитель. Им схвачен опасный варяжский террорист, расставлена ловушка с ним в качестве наживки, бабы перед героем млеют… Теперь же сам в плену, и жизнь его на волоске.
— Альтернатива? — просипел немец, удивившись, как быстро пересохло во рту.
— Простая. Мы возвращаемся в ваше расположение, ночуем. Ты отдаешь приказ доставить Касаткина-Ростовского на авиабазу, заказываешь легкий самолет. Садимся в него, летим на юг. Волхв якобы должен сориентироваться на местности и показать расположение партизанских баз. Садимся на подходящий кусок шоссе или поле. Мой товарищ вручает тебе пульт и сообщает пароль из четырех цифр. Введешь — и устройство деактивировано. Не перепутай, попытка одна.
— Авиация мне не подчиняется, — попробовал вильнуть Шварцкопф.
— Так мы обратились не по адресу? Ну, пардон. Прощай!
Ивич хуже Несвикого владел немецким и предпочитал слушать. Уловив сигнал волхва, поднес пульт к глазам генерала и демонстративно нажал кнопку. Из коробочки донеслось прерывистое пиликанье.
И без того бледный в тусклом свете фонарей, проникающем в салон лимузина, главный разведчик Рейха, кажется, побелел еще сильнее.
— Найн! Не надо! Договорюсь…
Пиканье смолкло. Несвицкий швырнул ему рубашку и френч.
— Одевайся и садись вперед.
Когда водитель получил свой укол стимулятора, нейтрализующий инъекцию снотворного, Шварцкопф уже занял свое место справа от него. И тотчас обрушил на бедолагу-ефрейтора поток ругани за потерю бдительности. Вон, они вчетвером сели в машину, а этот швайн дрыхнет и ухом не ведет! На базу! Шнель!
Водитель торопливо запустил мотор и включил передачу. Вел машину крайне неуверенно, сбил урну для мусора на выезде из двора. Липкие объятия крепкого сна не отпускали полностью. Даже парковался у входа в апартаменты генерала, как говорят сербы, словно плавуша (блондинка), поставив лимузин косо и заняв им два места. Поэтому, наверно, не обратил внимания, насколько напуган его шеф.
В апартаментах Шварцкопфа нашлись отдельные душевая и туалет. Несвицкий с радостью вымылся, соскоблил бритвой щетину. Не возражал бы простирнуть форму немецкого фельдфебеля, добытую хорватами, но вряд ли высохнет до утра. Ограничился лишь попыткой удалить бурые пятна у ворота. Похоже, прежнего владельца костюмчика просто прирезали без затей.
Ему и Ивичу, сравнительно мелким, форма подобралась легко. На Василии едва застегнулась, и он боялся повести плечами, чтобы не отлетели пуговицы или не оторвался рукав. Душан получил сербскую полицейскую, Олег остался в черном летном — его и серба намеревались провести на аэродром перед самым вылетом.
Вернувшись и уступив место Василию, Несвицкий со страхом обнаружил,
— Присоединяйся, князь! — проблеял генерал с пьяным радушием, увидев волхва. — Завтра вы меня взорвете, а вас застрелят… Скажем «прощай» этому миру!
Литровая и почти пустая бутылка рома украшала столик перед телевизором. Закуски или даже тарелки со следами пищи не наблюдалось. Если к началу вечернего употребления литровка была полной, и Шварцкопф выжрал около восьмисот грамм без всяких «заедочек», то это — убойная доза! Коль не родился в Варягии.
Не дожидаясь реакции Николая, разведчик уронил башку на грудь и захрапел. Его посменно караулили всю ночь — чтоб не захлебнулся рвотой или не начал по пьяни отдирать пластырь. Шварцкопф требовался живым.
Наутро генерал проснулся в вполне приличном виде — тренировался, видимо, с бутылкой. Василий его побрил, чтоб не звать денщика и водителя по совместительству. Тот, похоже, показал избыточную чувствительность к общей анестезии. К счастью, ехать никуда не требовалось.
Генерал заказал в апартаменты завтрак на четверых, к своему, правда, едва притронулся, налегая преимущественно на кофе.
— Скажите, князь, — пристал к Несвицкому. — Зачем вам эта война? Она ж не ваша.
После вчерашнего вечернего общения, сдобренного употреблением рома, Шварцкопф перешел на уважительное Sie, то есть на «вы».
— Частично правы, генерал, — жуя, сказал Несвицкий. Он как раз отсутствием аппетита не страдал. — Сюда приехал, влекомый лишь желанием лечить людей, которых вы приговорили к смерти. С чем и справлялся. И все бы было хорошо, не вздумай вы нас убивать.
— Найн! — возмутился генерал. — Вы первыми стреляли в немцев.
— В спецназовцев, прибывших к БиоМеду для зачистки персонала? — Несвицкий ухмыльнулся. — Мы просто их опередили. Они стали б сомневаться: убивать в нас или нет? Хоть я и медицинский волхв, но мне пришлось повоевать, поэтому прекрасно знаю: когда из самолетов выскакивают вооруженные спецназовцы в бронежилетах, они примчались не за тем, чтобы лечить людей. Что пленные потом и подтвердили.
— А где их командир? Он мертв? Содержится в Високи Планины? В Москве? — спросил Шварцкопф.
— Простите, генерал, но не отвечу. Намерен предоставить вам свободу, если все пойдет по плану. Иначе вас придется ликвидировать.
Шварцкопф отставил пустую чашку.
— Понятно. Вернемся к мотивам. И так, вы организовали уничтожение нашей группы. Я по-прежнему не вижу причины, по которой вы присоединились к вооруженной борьбе. В мотив «за все хорошее против всего плохого» не верю. В мире творится столько всякого дерьма, что в каждый конфликт вмешиваться бессмысленно. Да и не всегда так сразу определишь, где хорошие и где плохие парни. Рейх принес в Сербию экономический подъем, инвестиции, повышение благосостояния, повстанцы Младеновича намерены лишить соотечественников этих благ. Далеко не каждый уверен, что именно мы — империя зла. Герр Несвицкий! Как любой маг-целитель, вы, должно быть, гораздо старше своих тридцати пяти — сорока лет на вид. Соответственно, постигли определенную жизненную мудрость. Правда, в вашем досье указан абсурдно юный возраст…