Командиры мужают в боях
Шрифт:
Один боец получил из дому известие о несчастье, случившемся с его женой. С кем поделиться горем? Конечно, с комиссаром. Ракчеев знал, что там осталось трое детей, и, хотя отпусков тогда никому не предоставляли, добился, чтобы бойцу разрешили съездить домой.
Казалось, Ракчеев двужильный: всегда на ногах, всегда там, где трудно, где что-то не решено. А ведь он уставал, как и все мы…
И внешне он был симпатичен, хотя и громоздкий. Светлые добрые глаза его видели человека насквозь. Сказать ему неправду или же увильнуть от прямого ответа было невозможно. Выдержанный, уравновешенный, он словно излучал на окружающих
Ко мне, молодому командиру, он относился внимательно и чутко, вовремя подсказывал, как в том или другом случае лучше поступить.
Ракчеев не отличался красноречием, а как его слушались, как ему верили! Меня прямо-таки поражало его умение подбодрить бойцов. На Северо-Донецком плацдарме у нас сложилось чрезвычайно тяжелое положение с подвозом продовольствия. Много дней сидели без соли, и все, что ни готовили, получалось таким невкусным, что застревало в горле. Некоторых даже тошнило. Комиссар ел вместе со всеми. Уже один вид Ракчеева, его завидный аппетит настраивали бойцов на более оптимистический лад.
Михаил Ильич Ракчеев стойко переносил тяготы и невзгоды войны, был твердо убежден в нашей победе и эту убежденность внушал другим.
— Мы вступили в партию большевиков не ради каких-то привилегий, а в соответствии со своими убеждениями, — любил повторять он. — Нам выпала великая историческая миссия проложить путь к коммунизму. Фашисты прервали мирный труд нашего народа. Родина в опасности. Но советские люди верят партии, верят коммунистам, верят каждому, кто представляет партию. Мы должны служить образцом для всех, не должны щадить жизни для достижения победы над фашизмом.
Особенно внимателен был он к молодежи, прибывавшей к нам на пополнение из среднеазиатских республик.
— Помните, — наставлял он ротных командиров, — многие из них плохо знают русский язык, к тому же еще не обстреляны. Подходите к каждому индивидуально, делитесь с ними боевым опытом, берите над ними шефство и учите их, как надо уничтожать оккупантов всеми средствами. Днем и ночью. В наступлении и в обороне. В любое время года. Спокойно смотреть мы можем только на убитых и пленных, а на остальных врагов, пока они на пашей территории, следует смотреть только через прорезь прицела и не забывать, что на спусковой крючок нужно нажимать плавно…
Ровно, спокойно, убежденно говорил он с нами в любой обстановке. Мы знали: если надо, комиссар всегда поможет. Крепко выручил он нас однажды, когда нам позарез понадобился «язык», а взять его никак не удавалось. Ракчеев пошел в роты, вернулся ночью:
— Я сюрприз фашистам приготовил, не знаю, что получится.
Вместе с бойцами 3-й роты Ракчеев перед самыми окопами оплел деревья колючей проволокой, оставив один проход. Впереди выставили секрет из четырех человек.
Среди ночи меня разбудила ружейно-пулеметная трескотня. По звуку определил: свои. Гитлеровцы ответили. И снова тишина. Ильин помчался в 3-ю роту. Дозвониться туда мы не смогли. Потом увидели: командир взвода сержант Анохин, он же парторг роты, Ильин и еще один боец тащат пленного. «Молодец сержант, — думаю, — хватило выдержки». Он пропустил немцев мимо секрета. А когда те почти вплотную подошли к проволоке, открыл огонь. Выскочив через оставленный проход, он подхватил раненого неприятельского солдата и отволок его за проволоку. Другой — обер-лейтенант — был убит. У офицера
Благодаря «сюрпризу» Ракчеева в наших руках оказались пленный и документы. Убитый обер-лейтенант командовал взводом тяжелых пулеметов. Из его письма к родным мы узнали, что он только сегодня прибыл из Берлина и попросился в разведку. От «языка» мы получили более ценные сведения…
Вероятно, верили и доверялись комиссару бойцы еще и потому, что сам он тоже очень верил людям. Это проявлялось на каждом шагу.
Вышел, например, из строя, получив ранение, командир взвода. Я потребовал замены. Ракчеев посоветовал:
— Да назначь сержанта. Ведь он с нами уже пуд соли съел…
И сержант действительно оказался надежным командиром.
Бывало, придет Ракчеев в роту, а там полно фашистских листовок: накидали с самолетов. Листовки эти полагалось уничтожать, а по одному экземпляру направлять комиссару полка, о чем, естественно, все знали. Но как ни агитируй, человек есть человек, и, прежде чем листовку уничтожить, он ее все равно прочтет. Другое дело, как он будет реагировать на прочитанное.
И Ракчеев спрашивал без обиняков:
— Ну что там нового пишет Гитлер, опять, наверное, советует убивать комиссаров и коммунистов? Спасать от большевиков Россию? Воткнуть штык в землю и прекратить сопротивление?
Завязывался острый, солдатский разговор, с соленым словцом в адрес геббельсовской пропаганды. Ракчеев после таких бесед ходил словно именинник.
— Нет, наших на мякине не проведешь! — удовлетворенно приговаривал он, отправляя комиссару полка очередную порцию вражеской брехни.
Мы любили слушать, когда он играл на гитаре. Играл замечательно и пел с душой, особенно свою любимую арию: «Что день грядущий мне готовит…» Споет и загрустит: где-то под Новгородом, в городке Опочка, осталась у Ракчеева семья, и он ничего не знал о ее судьбе…
Марш со станции Великий Бурлук (на Харьковщине) до плацдарма на реке Северный Донец полк совершал в условиях ненастной погоды. Навстречу двигались повозки с тяжело раненными бойцами, «легкие» шли пешком. Над нами все чаще появлялись вражеские самолеты.
— Говорят, авиация противника здесь прямо-таки свирепствует, — заметил кто-то во время короткого привала.
Мы от бомбежек уже отвыкли: последнее время неприятельской авиации не было видно. Я с тревогой посматривал на тучи, за которыми гудели моторы.
К Северному Донцу мы подошли в начале марта 1942 года. Была вторая половина дня. Впереди, совсем недалеко, слышался бой. Лед на реке стал уже рыхлым, ноздреватым. Выдержит ли он людей и повозки, запряженные лошадьми? Переправились благополучно.
Полк получил задачу наступать в направлении курган +2.6, Купьеваха.
На исходные позиции выдвигались перед рассветом. Батальон вытянули в колонну, в голове ее шли комбат Денисов, комиссар Ракчеев, несколько связистов, командир взвода связи, командир батареи артиллерийского полка и я. Все время приходилось убеждать Денисова выслать вперед хотя бы на небольшое расстояние разведку, так как мы точно не знали, где именно находился противник. Однако Денисов считал, что это излишне. Мне удалось уговорить его остановиться и дождаться сведений от обогнавших нас полковых разведчиков под командованием Ивана Подкопая.