Командующий фронтом
Шрифт:
— Я прошу вас подождать несколько минут, — сказал Извольский. — Мне нужно отдать распоряжение, чтобы немедленно созвали всех офицеров.
— Что с корпусом? — спросил Лазо.
— Я заявил Розанову, что сформировать корпус невозможно, — ответил подполковник и вышел из комнаты.
После его ухода Судейкин спросил:
— Неужели вы верите в то, что сумеете убедить всех офицеров?
— У меня есть один козырь.
— Какой?
— Сейчас вы все поймете. Узнайте, собрались ли уже офицеры в зале?
Судейкин вышел и вскоре возвратился.
— Яблоку негде упасть, — сказал он.
— Проводите
Они поднялись на второй этаж и вошли в просторный, но неуютный зал. Сергей Георгиевич быстро окинул взглядом офицеров — Извольского среди них не было. Медлить Лазо не хотелось, и он громко крикнул:
— Господа офицеры!
Все обернулись к Лазо.
— Я обращаюсь к вам. За кого вы? Русские люди, русская молодежь, за кого вы? Вот я к вам пришел один, невооруженный. Вы можете взять меня заложником, можете убить…
— А кто вы такой? — крикнули из зала.
— Сергей Лазо.
В зале наступила тишина. И в тишине раздался писклявый голосок какого-то офицера:
— Il faut 'egorger ce type-l`a! [16]
Лазо усмехнулся и ответил:
— Lieutenant, vous parlez mal le francais. Vous avez voulu dire: tuer et vous avez dit 'egorger [17] . Уж лучше говорите по-русски. Это ведь наш, родной язык!
— Браво, Лазо!
Сергей Георгиевич узнал по голосу Извольского, и это придало ему больше бодрости.
16
Этого типа надо заколоть! (франц.)
17
Поручик, вы плохо владеете французским языком. Вы хотели сказать: убить, а сказали — заколоть (франц.).
— Владивосток, — продолжал он, — этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам некуда отступать. Дальше — чужая страна, чужая земля… И солнце чужое…
— Давно ли большевики стали такими патриотами? — перебил его солидный капитан с бородой. — Кто, как не они, надругались над русской душой?
— Ложь, капитан! — ответил Лазо. — Мы русскую душу не продавали, мы ее не меняли на золото и заморские пушки… Мы не наемными, а собственными руками защищаем нашу землю. Мы грудью нашей, мы жизнью нашей будем бороться за родину против иноземного нашествия. Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрем, но не отдадим ее ни-ко-му!
Лазо умолк. Молчали полторы тысячи офицеров. Извольский протиснулся к Судейкину и взял его за локоть:
— Уведите его отсюда!
Только сейчас Судейкин понял, что Ягодкин и Лазо одно и то же лицо. Схватив «адвоката» за руку, он потащил его к выходу. У дверей Лазо обернулся и возвратился в зал.
— Товарищ Извольский, — громко крикнул он, — Военно-революционный штаб ждет вас и всех офицеров.
Потом он повернулся и быстро направился к выходу.
В холодном вымороженном небе горели ясные звезды.
В Золотом Роге бесшумно грузились на океанский пароход «Орел» гардемарины и личная охрана Розанова.
Тишину нарушил шум мотоцикла. Водитель его промчался к Гнилому Углу. Вскоре оттуда показались в высоких меховых шапках, в защитных шинелях и перчатках с раструбами американские солдаты. Они шли неровным строем, держа под мышкой автоматические ружья. Американцы и канадцы по указанию из Вашингтона уезжали на родину.
Генерал Розанов сидел в каюте командира японского корабля «Асахи» и пил вино. Здесь ему было неудобно кричать и волноваться.
Город спал. Никто из жителей не догадывался, что именно в ночь на 31 января из города исчезнет Розанов со своей контрразведкой, что американские корабли снимутся с якорей и уйдут в море.
На высоте 55 сосредоточились воинские части, перешедшие на сторону большевиков, а к городу с трех сторон подходили партизаны.
На Селенгинской улице, в маленьком особнячке, где ранее помещался профсоюз водников, разместился штаб Военного совета. На столе перед Лазо — исчерченный цветными карандашами план города. Красные стрелы, направленные с севера, вонзались в порт. На столе телефон. Накануне преданные большевикам монтеры подключили его к сети и установили на щитке станционной телефонистки сигнал — он означал, что этот номер надо соединять немедленно.
Лазо взглянул на часы.
— Пора! — сказал он, позвонил в трамвайный парк и попросил Болдырева.
— С вами говорит Сергей. Начните движение!
По этому сигналу трамвайные вагоны с пулеметами, установленными у открытых окон, двинулись к городу. Они мчались по путям, минуя остановки.
Извольский, сформировав отряд в тысячу офицеров, покинул Русский остров, перешел по льду Амурский залив и направился к Эгершельду.
Вооруженные железнодорожники, наступавшие из района Гнилого Угла, заняли телеграф, банки и государственные учреждения.
С Первой Речки шли моторизованные части и военные моряки.
Без единого выстрела власть в городе перешла к земской управе, где скрытно работали большевики. И только в крепости засели офицеры, не пожелавшие пойти с Извольским.
Батарея Горбова, оставшаяся на высотке, открыла огонь по крепости.
— Сдавайтесь! — кричали офицеры из отряда Извольского.
Осажденные ответили огнем.
— На штурм! — приказал Извольский. — За свободную Россию! За нашу родину!
Пуля сразила его в сердце.
Над городом поднялось холодное солнце. По улицам неслась песня:
Смело мы в бой пойдем За власть Советов! И как один умрем В борьбе за это.Это шли из Уссурийской тайги партизаны. Впереди ехали командиры: Безуглов, Машков, Петров-Тетерин, Шевченко, Глазков, Аврелин.
Пламенели боевые знамена.
Квартира «адвоката» Ягодкина так и осталась нелегальной квартирой Лазо. Из Гордеевки приехала Ольга Андреевна с дочкой. Перед отъездом Меланья Сидоровна сказала ей: