Командующий фронтом
Шрифт:
Всеобщая забастовка в городе смутила его. В последнее время он пришел к выводу, что Семенов, Калмыков и Розанов бессовестно продают Приморье японцам. Он знал о недовольстве Розановым даже в офицерской среде и не верил в жизнеспособность корпуса самообороны.
Извольский мучительно думал над тем, как ему отказаться от нового назначения, но его отвлек стук.
— Разрешите, господин подполковник?
— Войдите!
На пороге стоял штабс-капитан Судейкин.
— Можно ли к вам обратиться по личному делу? — спросил он и тут же добавил: — Это даже не личное, а общее дело. Я знаю, что
Речь Судейкина была настолько отрывочной и путаной, что Извольский прервал его:
— Ну, говорите же наконец, чего вы хотите.
— Один из руководителей большевистского движения на Дальнем Востоке предлагает вам сегодня встретиться с ним.
— Вы не спутали меня с кем-нибудь?
— Я знаю, что говорю. Вас хочет видеть Лазо.
— Вы не лжете?
Судейкин уловил в интонации подполковника интерес к предложению.
— Слово офицера, — ответил он.
— Этому слову я теперь не верю.
— Тогда слово честного русского патриота.
— В какой вы части?
— Я офицер тридцать пятого полка, штабс-капитан Судейкин.
— Кто ваш командир? — решил проверить Извольский.
— Абрам Петрович Шегидевич.
— Ну что ж, ваш Лазо сюда, что ли, приедет?
— Нет! Встреча должна состояться следующим образом. — И Судейкин, изложив план Ягодкина, добавил: — Верьте мне, что ни один волос не упадет с вашей головы.
Извольский был озадачен. На протяжении года вся контрразведка искала Лазо, оценив его голову в баснословную сумму, а он, Извольский, может с ним встретиться где-то за городом и говорить с ним с глазу на глаз. Это чертовски соблазнительно! Но, может быть, штабс-капитан — провокатор?
«Рискну, — решил он, — если это провокация, то у меня будет оправдание: дескать, хотел прославиться и захватить Лазо в свои руки. Если же это правда, то любопытно повидать этого человека».
— Так где мы встретимся с вами? — спросил подполковник.
— В шесть у «Версаля».
Весь день Извольский нетерпеливо поглядывал на часы, боясь опоздать, но по дороге к гостинице решил, что сделал ошибку, согласившись встретиться с Лазо. Судейкин не вызывал у него доверия, и ему казалось, что вместо встречи с партизанским командиром его ожидает ловушка, из которой он не выберется. Подходя к «Версалю», он увидел автомобиль и сидевшего в нем Судейкина. «Глупо думать, — твердо решил он в эту минуту, — семью я потерял, все, что у меня было, осталось позади, а после моей смерти даже некому будет вспомнить меня добрым словом».
Шофер умело вел автомобиль по темным улицам — рабочие электростанции тоже бастовали, и город был погружен во мрак. В Гнилом Углу автомобиль остановился, и к нему подошел офицер.
— Вы штабс-капитан Судейкин? — спросил он.
— Так точно.
— Я Румянцев. Условия Владимира Николаевича известны вам?
— Так точно.
— А вам, подполковник? — спросил Румянцев у Извольского.
— Знаю, — неохотно ответил Извольский и съежился не то от холода, не то от нервной дрожи.
Судейкин
Подполковника привезли на квартиру Ягодкина. В приемной ему развязали глаза и проводили в кабинет адвоката. На столе стояла большая керосиновая лампа, а за столом сидел в полувоенном костюме Лазо. Окна были занавешены тяжелыми шторами.
Сергей Георгиевич поднялся с кресла и пошел навстречу подполковнику.
— Здравствуйте, гражданин Извольский! Я очень рад, что вы приехали.
— Здравствуйте! — глухо ответил подполковник. — С кем имею честь разговаривать?
— С Лазо, — вежливо поклонился Сергей Георгиевич.
— Штабс-капитан Судейкин сказал, что меня увезут за город. Но ведь я нахожусь в городской обстановке… Неужели вы Лазо?
— У меня нет надобности лгать, — ответил Сергей Георгиевич и протянул руку.
Извольский пожал ее, но в том, как он холодно это сделал, Лазо почувствовал недоверие к себе со стороны подполковника.
— Я прошу вас к столу, — пригласил Лазо, не отрывая взгляда от Извольского. Выждав, когда гость сел в кресло, Лазо тоже сел и продолжал: — При вас револьвер, но я надеюсь на ваше благородство. Я вас сюда не заманил, а честно пригласил для делового разговора. Вам гарантирована неприкосновенность, можете в этом не сомневаться.
— Я вас слушаю, господин Лазо.
— Мое имя и отчество Сергей Георгиевич. А ваше?
— Леонид Ильич.
— Так вот, Леонид Ильич, я сперва задам вам несколько вопросов.
— Если смогу — отвечу.
— Это совершенно естественно. Вопрос первый: сформирован ли офицерский корпус?
— Я не вправе разглашать военные секреты.
— Тогда я вам помогу. Корпус не сформирован, и вряд ли эта затея удастся.
— Почему?
— Офицеры не намерены проливать свою кровь за Розанова и интервентов. Те, кто имеют средства, готовы к отплытию, а менее состоятельные — таких очень много! — готовы вернуться в Россию.
Извольский знал, что это правда, и не захотел кривить душой.
— Но формировать корпус все же придется.
— Это дело ваше, Леонид Ильич, вам поручено — с вас и спросят. Постарайтесь, однако, не формировать. Второй вопрос: известно ли вам, что Никольск-Уссурийский уже занят партизанами?
— Неужели это правда?
— Да! Штаб Розанова скрыл это от вас и от всех офицеров. Когда вернетесь к себе — проверьте!
— Час от часу не легче, — тяжело вздохнул Извольский.
— Вы не правы, Леонид Ильич, это вам не легко, а рабочим, крестьянам и интеллигенции Приморья даже радостно, но они боятся улыбаться в присутствии контрразведчиков.
— У меня к вам встречный вопрос, Сергей Георгиевич, — перебил подполковник. — Правда ли то, что вы бывший офицер царской армии?
— Какой же в этом грех?! Я окончил Алексеевское училище ускоренным выпуском и был назначен командиром взвода в пятнадцатый стрелковый запасный полк, квартировавший в Красноярске.
— Кто ваши родители?
— Я сын бессарабского мелкопоместного дворянина. Но какое это имеет значение? Честно служить народу, партии большевиков можно независимо от звания. Скажите правду, вы любите Россию?