Комбат в западне
Шрифт:
— Ну, знаешь ли, Дмитрий Исакович, ты меня ставишь в затруднительную ситуацию. У меня в конце концов не склад.
— Нет, но ты понимаешь, Станислав Борисович, можно сорвать большой куш, такой большой…
— О ком ты говоришь в конце концов? Объясни.
— Какой-то лох — самый настоящий. С двумя громилами ввалился ко мне в лавку и сам не знает чего хочет. И это ему не так, и то не этак. И бронза ему не нужна, и голландцы не нужны. А хочется ему чего-нибудь такого… Ну, сам понимаешь этих «новых русских», мать их…
— Всем
— Я же тебе говорю, он машет руками, тычет мне в пузо своим сотовым телефоном, блестит перед глазами кулаками — огромными с перстнем, в котором такой алмаз, за который посадить мало.
— Так слушай, погоди, Дмитрий Исакович. Послушай меня, старого человека, откуда этот твой «новый русский», этот твой лох? Неприятностей с ним не произойдет?
— А вот этого уж я не знаю. Но то, что он богат, даю на отсечение правую руку.
— Ох, не делал бы ты этого!
— Я тебе точно говорю! — тяжело дышал в трубку Дмитрий Исакович Пигулевский. — Главное, что он за деньги не держится, швыряет их направо и налево.
У него три дома где-то там, в Якутии. Наверное, наворовал алмазов, нагреб целый мешок. И Де Бирс для него ничто и все ему нипочем. И громилы его вооружены.
И у одного пистолет под мышкой, и у другого.
— Где живет твой лох и как его зовут?
— Фамилия у него простецкая — Рублев Борис Иванович.
— Ни хрена себе простецкая! А может, он предок того Рублева?
— Не предок, а потомок, — уточнил Пигулевский. — — Я это и имел в виду.
От волнения Пигулевский даже начал путаться в, словах.
— Так что он хочет в конце концов?
— Ну, чего-нибудь этакого… Ты же всегда умел с людьми работать.
— А я и теперь умею, — не без гордости сказал Станислав Борисович.
— Так у тебя есть что-нибудь на примете? Может, инструмент какой старинный, может, коллекция оружия, орденов… Ну, что-нибудь необычное.
— Иконы его не интересуют?
— Нет. Иконы, доски его не интересуют. Картины тоже. Он говорит, картин у него аж двенадцать штук на всех стенах и больше ему не надо.
— Мог бы предложить поставить у него дома орган, но думаю, ему это ни к чему.
— Ты бы видел его пальцы! Один палец на три клавиши. Одним словом, громила, медвежатник самый настоящий.
— Не люблю я с такими связываться, — задумчиво произнес Станислав Борисович, но в его уме, словно молния, блеснула мысль: «А не попробовать ли поймать этого „нового русского“, этого лоха для Чурбакова?»
Хотя очередного заказа тот ему не делал. И насколько понимал Шеришевский, «Янтарная комната» все-таки существует в одном экземпляре, а продавал ее Чурбаков по его сведениям уже в третий раз.
— Значит, так, слушай, может, ему подойдут рыцарские доспехи — Германия, шестнадцатый век и Испания — Толедо? Тоже замечательная работа.
— Да не нужны ему, скорее всего, доспехи. Хотя,
— Погоди, погоди, — остановил приятеля Шеришевский, — давай сделаем так: я кое с кем свяжусь, переговорю, а ты мне позвонишь часа через три. Но двадцать процентов моих.
— Хорошо, — Шеришевский положил трубку и быстро заходил по кабинету от одного шкафа к другому.
«Что же делать? Что делать? Уходит клиент, уходит. Что бы ему предложить? Что бы ему вдуть? А может, стоит переговорить с Вадимом Семеновичем? Да, стоит!»
Шеришевский налил в стакан немного коньяка, но не самого лучшего, а так, средненького, армянского, коллекционного. Он не спешил звонить, потому что знал:
"Чурбаков инициативу не поощряет. Но другого выхода не предвидится. Все-таки «Янтарная комната» — это «Янтарная комната» и о ней знает каждый «новый русский» каким бы лохом и неучем он не был. Все слышали о существовании какой-то «Янтарной комнаты».
Вот если ее предложить ему, то скорее всего, это то, что надо. Значит так", — немного опасливо Станислав Борисович взял телефонную трубку и принялся набирать номер.
Его указательный палец вздрагивал и пару раз ошибся, ткнув не в ту клавишу. Он тут же испуганно бил по рычагам своего старомодного, инкрустированного перламутром аппарата.
«Еще не хватало номер МУРа набрать с перепуга!»
Номер МУРа Станислав Борисович знал — и не один. Ведь даже следователи обращались к нему время от времени для консультации или для экспертизы какой-нибудь ценности, конфискованной на таможне или в аэропорту. Да и самому ему приходилось сдавать кое-кого из своих клиентов. Но делал он это очень ловко, и на него никто не думал. Хотя в общем-то слухи о его деятельности ходили не самые лестные.
«Ну да бог с ними!» — наконец-то Станислав Борисович умудрился набрать номер, прижал к уху трубку и вдохнул полную грудь воздуха, готовясь выслушать недовольную тираду Вадима Семеновича Чурбакова.
Но тот на удивление заговорил довольно вежливо:
— Ну, чего тебе? В чем дело? Какие проблемы? Кто на тебя на этот раз наехал?
— Нет, Вадим Семенович, что вы! Никто не наезжал.
Но у меня появился один клиент.
— Откуда появился, из воздуха, что ли?
— Нет, не из воздуха. Из Якутии.
— Кто такой? Почему не знаю?
— Из «новых русских», придурок какой-то, лох.
— И что надо твоему лоху?
— Деньги потратить хочет и деньги у него немалые.
— Ты что, считал чужие деньги?
— Нет, я не считал. Но верный человек сказал, он к нему обращался за антиквариатом.
— Что ты говоришь, Станислав Борисович, опять какое-нибудь копеечное дело? Может, какую безделушку для своей бабы хотел купить человек, а понту напустил, шуму наделал?
— Вроде бы нет, Вадим Семенович, мужик похоже солидный. С охранниками, с пушками, все как положено. И туп, как сивый мерин.