Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]
Шрифт:
Костарев сидел сгорбившись; уперев локти в колени, поддерживая голову ладонями, смотрел в пол, словно занятый чем–то своим, не имеющим отношения к доктору.
Тот столь взбудоражен, что речь даётся ему с немалым трудом:
— Потерявшие облик человеческий… мерзавцы… льют невинную кровь… а цинизм их начальника неопровержимо доказывает, что они з–звер–рствуют с его ведома и… поощряемы им… Прошу возражать! — смятенно прервал он себя.
Комиссар не шелохнулся.
— Ах, неугодно? В таком случае… в отмщение за безвинные жертвы…
Сидящий взглянул сквозь пенсне.
— Вы — трус!
— Ка–ак? — Сбитый с толку доктор прицеливался ему в грудь так тщательно, будто ответ мог принести только очень меткий выстрел.
— Трус!
— Я-а?.. — Доктор помахал револьвером, точно собираясь не стрелять, а ударить, при этом у него был вид, словно ударить — гораздо страшнее.
— Вы, Александр Романович.
— Но позвольте… за вашу смерть меня убьют, мою семью истребят…
— Правильно! Вы этим кокетничаете, вы себе интересны. Извольте не перебивать! Вы же знаете, кто действительно командует убийцами, вам наверняка сказали…
— Чудовище саженного роста, Голиаф…
— Вот видите! — Костарев прислонился к спинке канапэ, вытянул ноги. — Но вместо того чтобы проникнуть к виновнику и пустить пулю в него, вы выбираете самое лёгкое. Кидаетесь на того, кто сам отдался в ваши руки.
Доктор в пристальном внимании промолчал, сунул револьвер в карман.
— И тем не менее… — проговорил взвинченно, — вы тоже виновник проливаемой крови!
— Это мы исправим! — Костарев встал. — Александр Романович, будьте добры… там внизу мой ординарец Голев. Передайте ему, что я велю запрягать.
Когда пролётка с комиссаром отъехала от дома, доктор вбежал в комнату к жене, сыну и двум дочерям.
— О! Этот человек сейчас примет свои меры… Он знает, как поступить со сволочью! Самым сур–ровейшим образом!
8
Комиссар возвратился через два часа, поднялся к себе наверх. Зверянский,
вытерпев пять минут, постучался к нему.
— Валерий Геннадьевич, я извиняюсь… положен конец? Как вы наказали?
Костарев полулежал на канапэ.
— Я ездил за город. Мы ехали просёлком, пока не попали на водяную мельницу. Повернули в лес. Потом — назад. Дороги, доложу я вам, не для прогулок.
— Прогу…? — доктор, казалось, ощутил, что из его горла выходит яйцо. Растерянность, оцепенение, ужас; рот не может закрыться. Он вглядывался в говорившего, наклоняясь к нему. Присел на корточки, сдавил руками виски.
— Ничего более чудовищного… я отродясь… ни в каком кошмарном сне…
— Я, кажется, уведомил вас, — неожиданно зло произнёс Костарев, — что я — сумасшедший? Не перебивать! У меня, как вам должно быть известно, тоже имеется револьвер. Сейчас я на ваших глазах выстрелю себе в рот! Не верите?
Он вскочил, ринулся к креслу, рванул из–под него саквояж.
— Остановитесь! —
Тот раскрыл саквояж — Зверянский устремился к нему. Комиссар повелительно поднял руку:
— Прочь!
— Придите в себя, Валерий Геннадьевич… — умоляюще прошептал Зверянский.
Костарев значительно глядел на него сквозь пенсне. Затем вынул из саквояжа бутылку, взял из шкафчика бокал, налил.
— Вам нельзя пить ни капли, — пробормотал доктор.
— Вы находите? — его собеседник усмехнулся. — Даже если через три минуты меня не будет? — Он выпил.
— Это дом умалиш… пардон, это какой–то публичный дом! — вырвалось у Зверянского, вид у него был потерянный и взвихренный, но вдруг глаза захолодели гордой решимостью: — Идиотство… Наплевать! Я знаю, что делать. — Он пошёл к двери.
— Вернитесь! — приказал Костарев, беря стул и садясь за столик. — Спешите пальнуть в Пудовочкина? Наивно! Он осторожный, опытный зверь, добраться до него трудненько. В случае же неудачи он убьёт не только вас и вашу семью. Прикончит сто невинных. Я его знаю.
— Сто человек? — на багровом лице блестел пот, доктор изнемог от потрясений.
— Возьмите себе стакан и садитесь! — не терпящим возражения тоном сказал Костарев. — Это разбавленный спирт.
9
Доктор стоял вполоборота к собеседнику, заложив руки за спину.
— Я хочу вам объяснить вероятные комбинации, — произнёс тот мягче, —
присядьте, пожалуйста, Александр Романович.
Зверянский сел за столик. Сухощавый человек в пенсне стал говорить… Меж тем уже была ночь. Хозяин зажёг свечу в подсвечнике. Тихий уверенно–барский голос не умолкал. Доктор, волнуясь, терпеливо слушал.
Красные отряды, говорил человек с тёмной негустой бородкой, создаются
повсеместно, и все они творят то, что сегодня было в Кузнецке. Их действия поощряет большевицкая верхушка. Почему? Потому что большевицкие вожди владеют историческим диагнозом. В России создалось критическое напряжение кровяных жил, нервов, и коммунистический ЦК вызывает у страны припадок падучей с обильным кровотечением. Перебесятся, ослабнут, утихнут. А там ещё разок — судорогу пострашнее. И так далее.
— Спасибо, утешили! — не сдержался мрачно–распалённый Зверянский.
— Видите, к вам вернулась способность иронизировать, — с несколько театральным сарказмом заметил Костарев и тут же озлился на себя: — Я не кривляюсь, Александр Романович! Неужто вы хотели бы слышать ложь утешения?
— Вы считаете правдой то, что говорите, и при этом можете так… жестоко, рассудочно…
— Давайте выпьем, доктор.
Они отхлебнули из бокалов.
— Вопрос в том, — сказал Костарев подчёркнуто–озабоченно, — как вырвать больного из рук красных и исцелить его!
— Пардон, а вы сами разве не красный?