Комдив. От Синявинских высот до Эльбы
Шрифт:
17 апреля передовой батальон приступил к форсированию реки, вернее ее поймы. С первых же шагов стало ясно, что нас постигнет неудача и на наших глазах произойдет трагедия, равной которой еще не было. Чтобы все-таки предотвратить бессмысленные потери, я, на свой страх и риск, отказался от дальнейшего форсирования и просил командующего армией дать дивизии другой участок, южнее, где пойма не была столь широкой.
Докладывая командующему армией, я ожидал бурю негодования, но, к моему удивлению, генерал Белов спокойно выслушал все мои доводы и отменил свое решение. Теперь мы должны были форсировать Одер в 6 км юго-западнее города Цеден, где поймы не было. Дивизия передислоцировалась на новое место и 20 апреля почти без потерь
В последующем дивизия повела наступление на город Эберсвальде, прикрывая боевые порядки 61-й армии на подступах к городу от ожидаемых контратак противника. Уничтожив противостоящие части, дивизия подошла к Эберсвальде, довольно большому городу, окруженному хвойными и лиственными лесами.
Чтобы надежнее управлять боем, я решил совместить свой НП с НП одного из командиров полков, который действовал на основном направлении нашего наступления.
Для того чтобы попасть на НП командира полка, надо было пересечь одну из широких просек недалеко от железной дороги. Пересекая ее на своей машине, я заметил в нескольких сотнях метров от нас артиллерийское орудие противника. В этот же момент грянул выстрел, но снаряд, к счастью, пролетел сзади машины, не причинив никому вреда. Проехав просеку, я тут же по рации передал командиру роты автоматчиков местонахождение этого орудия и приказал, не медля ни минуты, захватить его и обслуживающих это орудие. Вскоре все было сделано.
Во второй половине дня Эберсвальде был окружен частями дивизии и захвачен. Были освобождены сотни пленных французов, поляков и людей других национальностей.
Всю ночь до утра следующего дня шли бои за противоположный берег канала Гогенцоллерн. Мой НП находился в небольшом домишке недалеко от канала. Всю ночь с 24 на 25 апреля город освещался авиационными ракетами, авиация бомбила его так остервенело, что приходилось удивляться: откуда у немцев к концу войны появилась такая авиация? У меня, правда, закралось подозрение насчет того, кто мог так здорово бомбить город. Нашим частям, к счастью, не досталось от бомбежек, так как они находились у самого канала, а кое-кто уже успел переправиться на другой берег, но несколько лошадей из обозов полков погибли. На следующее утро я приказал разведчикам разыскать парашюты осветительных ракет и доставить их мне. На парашютах были наклейки с русскими и украинскими фамилиями: «Заряжал такой-то». Я тут же послал эти наклейки с одним из офицеров к командующему 61-й армией с просьбой выяснить, кто бомбил Эберсвальде накануне ночью. Через несколько часов генерал-полковник Белов сообщил мне, что город бомбил соседний с нами 2-й Белорусский фронт. Они не знали, что Эберсвальде занят нашими войсками. Вот так иногда происходит, когда нет связи с соседями и «свой своего не познаша».
В апреле я получил телеграмму Военного совета армии с поздравлением в связи с присвоением мне звания Герой Советского Союза. Поздно вечером меня вызвали на КП командующего армией, где генерал Белов вручил мне Золотую Звезду. После короткого ужина, на котором присутствовал весь генералитет штаба армии и командир нашего корпуса Сиязов, я срочно выехал к себе в дивизию.
Сопротивление противника в боях за Либенвальде было очень ожесточенным. Преодолев его, дивизия повела наступление на г. Альтруппин. Мы обходили Берлин с севера, сопротивление немцев еще более усиливалось, но и наш нажим на противника возрастал. Обе стороны дрались с нарастающей энергией: гитлеровцы — со злобой и остервенением взбесившихся зверей, понимая, что им приходит конец, а наши бойцы — с надеждой, что еще одно последнее усилие — и войне конец. Создавалось впечатление, что никто не думал об опасности. Перед нами стояла одна-единственная цель — добить зверя в его же берлоге.
Дивизия, тесня врага, все ближе и ближе подходила к Альтруппину. Недостатка ни в артиллерии, ни в танках мы не испытывали.
30 апреля к вечеру из госпиталя возвратился командир 1069-го стрелкового полка Герой Советского Союза подполковник З. Хабибуллин и явился ко мне. Он бы болен инфекционной желтухой, и мне показалось подозрительным, что его так скоро выписали.
— Где ваши документы о выписке? — спросил я его.
— Я, товарищ генерал, удрал из госпиталя, — ответил Хабибуллин, улыбаясь.
— Напрасно, у вас же инфекционная желтуха, болезнь серьезная и заразная. Вас, наверное, госпиталь разыскивает?
— Я, товарищ генерал, очень хочу принять участие в завершающем этапе войны, в госпитале мне не лежится.
У меня не было времени обстоятельно побеседовать с ним. Я строго приказал ему немедленно отправляться в санчасть и ни в коем случае не вмешиваться в дела полка, которым временно командовал его заместитель.
В тот же вечер, после разговора с Хабибуллиным, я побывал в частях, где помогал командирам полков и батальонов более надежно наладить огонь полковой артиллерии и минометов по яростно оборонявшемуся противнику, а также поставил задачи всем командирам частей на ночь и на следующий день.
1 мая перед рассветом я вышел на свой наблюдательный пункт на чердаке одного из домов Альтруппина, с которого были хорошо видны боевые порядки наших частей и главный объект атаки — мост через озеро. В это же время Хабибуллин позвонил начальнику штаба дивизии полковнику Новикову и сказал, что звонил комдиву, но его на КП не оказалось.
— Комдив с рассвета на своем наблюдательном пункте, — ответил ему Новиков.
— Я хотел попросить его разрешения принять командование полком, — сказал Хабибуллин, умолчав о нашем с ним разговоре накануне вечером.
— Ну что ж, раз вы вернулись из госпиталя, принимайте свой полк, он сейчас дерется за мост в Альтруппине и прилегающий к нему участок. Я доложу комдиву, что вы приняли полк.
Получив разрешение, Хабибуллин, не теряя ни минуты, отправился в боевые порядки 1069-го стрелкового полка, где одна из рот батальона дралась за мост у Альтруппина.
Части дивизии продолжали теснить противника, уничтожая его артиллерийским и минометным огнем. Со своего НП я следил за ходом боя и был доволен действиями частей и подразделений дивизии. Противник отступал по всему фронту дивизии. Над Нойруппином я увидел на крышах высоких домов белые флаги. Возможно, это была инициатива жителей города без ведома своего командования, так как немецкие части продолжали драться на окраине Альтруппина.
Вскоре Хабибуллин добрался до батальона своего полка, который сражался у самого моста. Стрельба из пулеметов и автоматов шла с обеих сторон. Немцы стремились изо всех сил удержать мост. Пули жужжали, как шмели, невозможно было поднять головы. Улучив мгновение, с криком «За мной!» Хабибуллин бросился к мосту. За ним — бойцы. В то же мгновение автоматная очередь изрешетила его грудь. Он упал замертво, как подкошенный. Бойцы батальона уничтожили немцев, мост был захвачен, путь на запад открыт.