Комедианты

Грин Грэм

– Я, кажется, слишком резко напустился на него за эту фразу «все были удовлетворены». Она вывела меня из себя, но ведь английский – не родной для него язык. Может, он не имел в виду…

– Он имел в виду именно то, что вы думаете, хоть и не хотел высказываться так откровенно.

– Должен признаться, что это строительство не произвело на меня благоприятного впечатления, но, знаете, даже Бразилиа… а у них там сколько хотите специалистов… ведь к чему-то стремиться – уже похвально, даже если терпишь неудачу.

– Боюсь, что

они здесь еще не созрели для вегетарианства.

– Мне тоже это приходило в голову, но, может быть…

– Наверно, им сперва надо вволю наесться мяса.

Он взглянул на меня с укором.

– Мы обсудим все это с миссис Смит.

Потом он оставил меня одного, вернее, так я думал, пока, зайдя к себе в кабинет, не застал там британского поверенного в делах. Жозеф успел поднести ему своего знаменитого ромового пунша.

– Какой красивый цвет, – сказал поверенный, подняв на свет бокал.

– Тут гренадин.

– Я еду в отпуск, – сказал он, – на будущей неделе. Пришел попрощаться.

– Небось будете счастливы, что выбрались отсюда.

– Почему, здесь интересно, – сказал он, – очень интересно. Бывают места и похуже.

– Разве что Конго. Но там люди умирают быстрее.

– А я все же рад, – продолжал поверенный, – что не оставляю в тюрьме соотечественника. Заступничество мистера Смита увенчалось успехом.

– Не знаю, помог ли тут мистер Смит. У меня создалось впечатление, что Джонс выбрался бы сам, так или иначе.

– Хотел бы я знать, в чем его сила. Не стану от вас скрывать, что я наводил справки…

– Он, как и мистер Смит, привез рекомендательное письмо, и я подозреваю, что оно, как и у мистера Смита, было адресовано не тому, кому надо. Вот почему, мне кажется, его и арестовали, когда обнаружили у него в порту письмо. Я думаю, что письмо было к одному из армейских офицеров.

– Он явился ко мне позавчера вечером, – сказал поверенный. – Я его не ждал. Было очень поздно. Я уже собирался спать.

– Я не виделся с ним с того вечера, когда его освободили. По-моему, его друг, капитан Конкассер, считает, что я не заслуживаю доверия. Ведь я присутствовал при том, как Конкассер сорвал похороны Филипо.

– Джонс дал мне понять, что работает над каким-то правительственным проектом.

– Где он живет?

– Его поселили на Вилле Креоль. Вы знаете, что правительство ее конфисковало? Когда уехали американцы, там поселили польскую миссию. Пока что других постояльцев у них не было. А поляки тоже вскоре сбежали. Джонсу дали машину и шофера. Шофер, конечно, одновременно может быть и его тюремщиком. Это тонтон-макут. Вам известно, что это за проект, над которым работает Джонс?

– Понятия не имею. Ему надо быть поосторожнее. Барону Субботе пальца в рот не клади, всю руку откусит.

– Я сказал ему примерно то же самое. Но, по-моему, он и сам это понимает, он далеко не дурак.

– Вы знали, что он был в Леопольдвиле?

– Это выяснилось

случайно. Он был там во времена Лумумбы. Я навел справки в Лондоне. Судя по всему, ему помог выбраться из Леопольдвиля наш консул. Это еще ничего не значит, многим помогали выбираться из Конго. Консул дал ему билет до Лондона, но он сошел в Брюсселе. Это, конечно, тоже еще не преступление… Мне кажется, он пришел ко мне проверить, предоставляет ли британское посольство право убежища. На случай осложнений. Пришлось сказать, что нет. Юридически у нас нет такого права.

– У него уже неприятности?

– Нет. Но он присматривается, выясняет что к чему. Вроде Робинзона Крузо, тот тоже взбирался на самое высокое дерево, чтобы оглядеть окрестности. Но мне не очень-то понравился его Пятница.

– Вы это о ком?

– О его шофере. Такой же толстяк, как Грасиа, и полон рот золотых зубов. По-моему, он их коллекционирует. Наверно, у него есть для этого возможности. Хорошо было бы, чтобы ваш друг Мажио вырвал свой большой золотой клык и спрятал подальше в сейф. Золотые зубы всегда вызывают жадность.

Он допил свой ром.

В этот полдень у меня отбоя не было от посетителей. Едва я успел надеть купальные трусы и нырнуть в бассейн, как пришел еще один гость. Чтобы искупаться, мне пришлось побороть отвращение, однако оно снова меня охватило, когда я увидел молодого Филипо, который стоял у края бассейна, как раз над тем местом, где истек кровью его дядя, и смотрел на меня. Я плыл под водой и не слышал, как он подошел. Когда его голос донесся ко мне под воду, я вздрогнул.

– Мсье Браун!

– Ах, это вы, Филипо, я не знал, что вы тут.

– Я последовал вашему совету, мсье Браун. Сходил к Джонсу.

Я совершенно забыл тот разговор.

– Зачем?

– Неужели не помните… насчет пулемета?

Как видно, зря я отнесся к нему несерьезно. Я решил, что пулемет – это просто новый поэтический символ, вроде пилонов в стихах поэтов моей молодости: в конце концов, никто из тех поэтов ведь не стал архитектором.

– Он живет на Вилле Креоль с капитаном Конкассером. Вчера вечером я дождался, когда Конкассер ушел, но шофер Джонса оставался, сидел внизу на ступеньке. Тот самый, с золотыми зубами. Который изувечил Жозефа.

– Это его рук дело? Откуда вы знаете?

– Мы ведем летопись. В ней уже много имен. К стыду моему, в этом списке значился и мой дядя. Из-за водоразборной колонки на улице Дезэ.

– Не думаю, чтобы он один был в этом виноват.

– Я тоже. Теперь я их убедил внести его имя в другой список. В список жертв.

– Надеюсь, вы храните ваши списки в надежном месте.

– Во всяком случае, по ту сторону границы есть копии.

– Как вы все же добрались до Джонса?

– Влез в кухню через окно, а потом поднялся по черной лестнице. Постучался к нему в дверь. Сказал, будто у меня записка от Конкассера. Он лежал в кровати.