Комедии
Шрифт:
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да мы совсем не про то! Инопланетянами он интересуется!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Печник? Они же все алкаши!
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Вот уж нет! Не пьет совсем! Разве что для разговору. Во все верю, говорит, но допустить не могу, что они зеленые!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Кто?
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да инопланетяне же! Они, говорит, нам вместо бога посланы, не может, говорит, бог в зелень ударять!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Тьфу! И у этого идеи! У всех идеи! А работать когда? Короче, кончай свою симфонию. О дочери лучше думай, да и мне этот хмырь ни к чему!
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Господи! Неужели снова
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ликвидируй!
Возвращается Л е н о ч к а.
Л е н о ч к а. Не появлялся?
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. До нас ли ему? Мудреные все сейчас пошли человеки!
Л е н о ч к а. Дядя! Вы Глеба совершенно не знаете!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот и хочу понять — в семью ведь берем! Не забудь — наследники вы мои!
Л е н о ч к а. Не нужно это вовсе Глебу, дядя!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Опять двадцать пять! Хватит тебе из него святого лепить! Не встречал я еще человека, который пальцы бы себе отломал, когда добро само ему в руки просится!
Л е н о ч к а. По-разному мы понимаем, что такое добро, дядя…
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ой, забыла совсем, Генаша, Валерия забегала, очень просила насчет крыши…
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Какой крыши?
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да у новенькой на квартире, у учительницы. Протекает, говорит.
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А я при чем? Совсем распустились! То парты им новые, то электрооборудование сменить, то лектора сверхответственного подкинуть! Теперь крыша! Кто я вам — царь и бог?
Л е н о ч к а. Выше, дядя. Директор станции техобслуживания! В век автомобилизма могущественней вас нет никого.
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ты скажешь…
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Шефы ж вы — никуда не денешься. Валерия очень просила.
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Просила, просила… Ее это дело? Уж и завхоза теперь заменила?
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Всех, Генаша, всех. Ты же Валю знаешь, когда непорядок — ночи не спит. Не зря же ее который год на родительском комитете в председательницы выбирают! Значит, есть за что!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Нашли родительницу! Хоть бы в долг ей кто ребеночка приспособил!
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Племянника зато до выпуска довела — после сестры остался, помнишь? Обыкновенная пенсионерка, а ворочает за всю школу. И ведь не за деньги — общественница!
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Это как раз самое страшное. Ладно, все равно с души не слезет. (Зинаиде Георгиевне.) Квартира — возле магазина которая?
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да, Генаша. Спасибо.
Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пошел. (Леночке.) Не дрейфь, племянница. Вернусь — сядем за стол. А вдруг да святой твой с неба свалится к тому времени? (Засмеялся. Выходит.)
Пауза.
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Дядя у тебя золото. Ты уж с ним не спорь.
Л е н о ч к а. Но, мама, у него такие взгляды…
Пауза.
З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Но ты-то мне веришь?
Л е н о ч к а. Насчет чего это? Ты все о том? Ну кого это сейчас волнует, мамочка? Ты лучше скажи: с Глебом как? Что с ним могло случиться?
Стол, стулья, шкаф — словом, комната Киры. К и р а сидит, углубившись в работу. Она
Г л е б (продолжая рассказ). …В семь, как уговорились, я у вагона. Елены моей еще нет. Жду. Вдруг — и откуда ее только нанесло — старушка. Сама с ноготок — дунь и улетит, а чемоданище тянет — ужас! Разрешите помочь, говорю. Старушка в слезы: «Спасибо, сынок…» Хватаю чемодан — ого-го! «Камни там? Чугун?» — «Что-ты, соколик, старые книги это, жилец у нас когда-то жил на даче, домой везу, в утиль буду сдавать, талоны там, говорят, дают, касатик, а на талоны хошь этого, как его — Дюму, хошь директив самый наилучший». — «Директи… тьфу, детективами, бабуся, интересуетесь?» — «Не я — внучонок мой, просто сказать, с ума сходит…» — «Так чего же он вас заставляет этакую тяжесть таскать?» — «Не может он, рыбонька моя…» — «Болен, что ли?» — «К соревнованиям готовится, ласковый ты мой, штангу какую-то подымает, двести килограмм, говорит, бедный, на грудь себе кладет — уж так мы его жалеем с дочкой…» Ах ты, думаю, гусь! Это за него я спину ломаю? А что делать? Взялся, тащу. Доволоку, думаю, до такси и скорей назад, Лена ведь там ждет, понимаете? Подходим к остановке. «Не надо мне такси, Христос с ним, не беспокойся, ластонька, век тебя буду помнить. Рядом я живу, квартала четыре всего…» Тяну — чуть жив. Доходим. «Этаж какой?» — «Да невысоко, голубь ты мой сизокрылый, седьмой всего…» — «А лифт?» — «Хватился, милый! Лифт у нас, кисонька, месяц как не работает…» Зубы стиснул — и по лестнице. Как добрался — не помню, а у самых дверей стал с плеча снимать, чемодан старый, видно, — крак — и настежь! Все из него как посыплется! «Фулюган! Руки-ноги тебе обломать — такую вещь испортил!» Бабуля за убыток меня клянет.
К и р а (смеется). Все правильно!
Г л е б. А я глаз от чемодана оторвать не могу! Если б вы знали, что там было! Сокровища, иначе нельзя назвать!
К и р а. Сокровища?
Г л е б. Еще какие! Аристотеля два тома, Гиббона полное собрание, Фомы Кемпийского сочинения, и этот вот энциклопедический лексикон Федора Толля при деятельном участии господина Воллепса, как написано на титульном листе!
К и р а. Да, урожай!
Г л е б. Вы даже представить себе не можете, что люди в утиль несут, на что меняют! Я перед бабусенькой на колени! Нельзя, кричу, губить бессмертную человеческую мысль! Биографию общества превращать в бумажную массу! (В возбуждении вскакивает, скатерть спадает с него, он подхватывает ее, берясь за одну из принесенных книг.) Раскройте страницу — вы уже другой эпохой дышите! Президент Соединенных Штатов Северной Америки Авраам Линкольн жив! Актеришка Бутс еще Шекспира на подмостках играет, и ему невдомек, что через два года его подлая рука подымется на великого сына Америки!.. Толстой Лев Николаевич между двумя другими Толстыми зажат — скульптором Федором Толстым и Алексеем Толстым, Константиновичем, писателем, и сказано там про Льва, что написал он только «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы»! И что «Казаки» и другие рассказы много слабее первых!
К и р а. Но это уже звучит как анекдот…
Г л е б. Извините! Такие строки нам дистанцию времени сохраняют! Движение истории дают почувствовать, развитие культуры! И все это я, как дурак, милой старушке кричу.
К и р а. А она?
Г л е б. «Талоны»… «талоны»… К сожалению, один только лексикон удалось отвоевать, и то после жаркого боя. Мчусь на вокзал — никакой Лены уже, конечно, нет. Я на поезд, адреса толком не знаю, ищу понаслышке, встречаю вас, результат известен…
К и р а. Во всем я сама виновата. Но знаете, на новом месте бывает так неприютно… Подать себя он умеет — этого у него не отнять…