Комедия положений
Шрифт:
Эта чахлая приписка помогла мне встать в общую очередь на квартиру сразу, а не после двух лет отработки.
В НИОПиКе было запланировано строительство четырех девятиэтажных жилых домов. Алешка работал в Подлипках и всё порывался оттуда уйти, хотелось ему найти работу с предоставлением жилья.
Юрка Подгузов, его приятель по ЦНИИМАШ устроился в управление связи, где ему пообещали комнату. Он звал моего мужа туда, но Лешка медлил. Не хватало ему решительности действовать быстро. Он был молодой специалист, и надо было ехать в министерство, перераспределяться заново или
Тем временем маме, проработавшей в Воскресенске пять лет, предложили в больнице квартиру на всех нас, прописанных, т.е. маму, бабушку, меня и Катю. Квартира находилась в чудесном месте, ближе к Москве, чем Воскресенк, где работала мама, на остановке "Белозерская" среди сосновых лесов с песчаной почвой. Мама до пятидесяти лет моталась по частным квартирам и коммуналкам и рвалась в квартиру, но горсовет выдвинул требование, чтобы и Алешка прописался у мамы, на кусок семьи в виде меня и Кати они давать не захотели. Квартира на Белоозерской, была случайной удачей, в следующий раз могло быть такое противное место, как Москворецкая, рядом с Шиферным заводом и Цемгигантом.
Нам с Лешей не хватало времени фиктивно развестись, не были мы готовы к такому повороту событий, и я уговорила мужа прописаться в маминой квартире. Слезно уговаривала.За годы моих переездов в детстве и сейчас, я устала от цыганской жизни, страдала за мать, у которой всю жизнь ни кола, ни двора не было, и мне казалось, что вот мама устроит свою жизнь, и мы потом тоже не будем как неприкаянные, а то из поколения в поколение нашу семью преследовало какое-то наследственное неумение устроиться в жизни поосновательней.
И мама получила квартиру на всех нас. Алексей был вписан в ордер.
Неожиданно начальника Управления связи Беспалова уволили, пришли новые люди, и когда возник вопрос о предоставлении Алешке комнаты, и он принес документы, указывающие, что он живет в двухкомнатной квартире, ему отказали. Кто-то надоумил маму, как в таких случаях действуют. Мама пошла в Воскресенск к психиатру, и та дала ей справку о психическом нездоровье бабушки, которой к тому времени было 75 лет. Такая справка давала право на лишнюю жилплощадь.
Врач, смеясь, сказала:
– В этом возрасте у каждой второй маразм.
Начальник управления связи не желал давать Леше комнату (он был работник, которого взял предыдущий начальник, исключенный из партии и снятый с должности Беспалов), и кто-то из профкома поехал в Воскресенскую больницу проверять правдивость справки.
А как они могли проверить? Да очень просто, проверили наличие карточки.
А врач карточку не завела. Была бы карточка, доказать, что больной здоров было фактически невозможно, надо было бы создавать комиссию медицинскую. А так всё просто, - карточки нет, справка липовая, и Алешке отказали, несмотря на то, что после рождения Сережки мы оказались вшестером в двух комнатах, но у нас на человека приходилось больше шести метров.
Мамин дом строили военные и восемнадцатилетние молодые парни, перегородки в квартирах ставили, как бог на душу положит, у нас перегородка
В 73-74 годах в НИОПиКе сдали два дома, но я туда не попала
Осталась восьмая на очереди. Неожиданно один из очередников отказался от трехкомнатной квартиры, передо мной не было претендентов с двумя детьми и жилкомиссия предназначила её мне, а общий профком не утвердил, её отдали Угаровой , которая была на очереди ближе, чем я. У нее была комната в Лобне, она прописала к себе временно мать, и ей удалось получить на четверых трехкомнатную квартиру. Позднее Катя училась в одном классе с дочкой Угаровой, и я спросила её, живет ли с ними бабушка. Оказалось, что нет, это был просто хитрый ход.
Я ходила к Герасименко еще раз, просила его подписать ходатайство перед директором о предоставлении мне жилплощади, в надежде, что у Дюмаева, который был тогда директором, где-то в загашнике завалялась какая-нибудь квартирка.
Герасименко уперся и ни за что не подписывал, всё говорил, что он должен думать о работе, а я беспокоюсь только о себе, о своей семье. Те квартиры, что у него есть, он уже распределил для больших специалистов.
Через него тогда получили квартиры Комаров и Ломоносов, два кандидата наук, приглашенных Толкачевым в нашу лабораторию. Оба они недолго проработали на Фотонике, Комарова уволили года через четыре при сокращении штатов, а Ломоносов, разругавшись с Толкачевым, сам ушел.
Так что Герасименко, царство ему небесное, был совершенно неправ, считая, что он думает о работе, когда приглашает со стороны готовых кандидатов наук. Во всяком случае, я проработала дольше, защитилась и спустя несколько лет, когда ни Комарова, ни Ломоносова никто и не вспоминал, была ничем не хуже, чем они.
Я переломила упрямого хохла Герасименко, убедила его подписать мое ходатайство перед директором, подкинув идею, что, в общем, у директора могут быть еще квартиры, и он как бы просит для меня сверх того, что ему уже дали. С подписанным ходатайством я поехала к Дюмаеву.
В первый мой приезд в его секретарской происходил как раз прием и чаепитие.
Необычайно красивая девушка, элегантно одетая, плавными движениями ухоженных рук, сверкая золотым перстнем с огромным янтарем, разливала чай высокопоставленным гостям. Она явно служила украшением интерьера, знала это, не тяготилась, но и не радовалась, просто находилась здесь, как и красивый цветок в горшке на подоконнике. Я чувствовала разительный контраст между моей запущенной жизнью и её ухоженной, обеспеченной, по крайне мере, на первый взгляд.