Комедия положений
Шрифт:
– А почему, объясни ты мне, мама разрешает мне с тобой сняться, а ты маме нет?
Ловкий был ход, Сережка не нашелся что ответить, но стоило толстяку протянуть ко мне руку и еще раз спросить разрешение сняться с его мамой, Сережка упорно ответил снова: нет нельзя. Так мы и расстались, смеясь.
Как-то я собралась одна в магазин, и озабоченный Сережка закричал мне:
– Мама, без меня идешь, хоть кольцо обручальное надень!
В то лето нас навестил Витя Кагна, приблудившийся к нашей семье приятель, живший напротив нас в общаге. Жена его была из Лысьвы,
С Витей был связан долго вспоминаемый смешной эпизод. Я испекла пирог "Черный Питер". Рецепт мне дала Людмила Сагиян. До этого я пекла только примитивные шарлотки и кексы. Первую шарлотку я испекла по настоянию Светланы Апеновой. Она испекла шарлотку, принесла на работу нас угостить. Я слопала кусок:
– Очень вкусно. Жалко, я совсем не умею печь сладкое.
– Что значит не умеешь?
– подняла брови Апенова.
– Вот придешь сегодня домой и испечешь.
И она тут же подиктовала мне рецепт, который я запомнила, и придя домой действительно испекла. Так появились в нашем доме шарлотки, а позднее и кексы.
Люда столь примитивные рецепты не использовала, и пекла то слоеный пирог "Степашка", то " Черного Питера" и приглашала нас на чай.
– Нас опять в гости зовут людоедством заниматься, - говорила я Алешке, и мы вечерочком топали к друзьям и лопали Степашку. Степашку я так и не научилась печь. В особенности мне не удавалось в этом рецепте процесс пропитывания сочней взбитой сметаной: нужно было ждать до другого дня, а этого никто в моей семье вынести не мог. Поэтому "Степашку" пекла только Катя, мои мужчины боялись свирепой дочери и сестры и пирог не трогали, а я полюбила "Черного Питера", который готовила, как только у меня прокисало варенье - на кислом варенье получалось лучше.
Но вернемся к Вите, если вы про него еще не забыли. Он забежал к нам перекинуться в картишки, а я испекла "Питера", который в этот раз получился не коричневый, а какой-то темно-зеленый, и пригласила гостя на чай.
Витя раздумчиво поглядел на куски пирога, сомнения отразились на его лице, и он решительно сказал:
– Нет, чаю я не хочу.
Я была несколько обескуражена. Что ж, мы будем пить чай, а гость смотреть на нас?
Я вспомнила о бутылке шампанского, сохранившегося со дня рождения.
– Тогда может, шампанского выпьешь?
На шампанское Витя милостиво согласился.
Позднее он рассказывал Сагиянам:
– Ну, надо же, отказался от чая, предложили шампанского, А если бы я отказался от шампанского, предложили бы коньяк?
Года через два они получили квартиру в Москве и уехали и наши карты сами собой прекратились, а тут Витя приобрел путевку в Махинджаури, как раз тогда, когда мы отдыхали в Батуми, и навещал нас.
Мы гуляли по городу, я показывала ему достопримечательности Батума, а Сережка почему-то всё время плевался.
– Как же он мне надоел, ну что он делает?
– воскликнула я в раздражении, когда Сергей плюнул
– Ну как что? Осваивает технику плевка против ветра, - рассмеялся Витя.
Мы проходили мимо Филармонии, я захотела зайти к Мане, и Витя остался на улице нас подождать.
– Ну, я спешу, меня ждет приятель, - оборвала я разговор с подругой.
– Какой приятель?
– Да наш, подмосковный, друг семьи. Отдыхает в Махинджаури, зашел к нам.
– И ты гуляла с ним по городу?
– Ну и что? Гуляла! Что тут страшного, гуляла посреди белого дня, не ночью же.
Маня сердито закрутила головой и побежала смотреть на Витю. Витя с Сережей, который убоялся щипков Мани, смирно сидели на скамейке во внутреннем дворике, ждали меня. Вид толстенького некрасивого Вити успокоил Маню.
– Ну ладно, правда, друг семьи.
Я захохотала.
В ночь перед отъездом у Сережи началась рвота (весь день тошнило и он плохо себя чувствовал). Вырвало желчью, так как в желудке ничего не было. Я сунула ему градусник - 38,5. Происходило всё на рассвете, а разбудил он меня раньше, не рвотой, а жутким грохотом в туалете. Шума, который он произвел, он не слышал, видимо отключился и обнаружил себя упавшим на унитаз, а я рвалась в запертую дверь. Живет с мамой и бабушкой, идет ночью в туалет и запирается.
После рвоты я дала аспирин. Он болтал без умолку о каких-то птицах, и еще черти о чем.
Сказал, что он видимо перегрелся, когда мы ходили в Эрге.
Действительно, была жуткая жара, когда мы поднимались в гору. Вечером я никак не могла уснуть, переутомилась, а Сережке стало плохо под утро. Странно, обычно перегрев сказывается сразу.
Вечером мы должны были уезжать, и мне было страшно ехать с больным ребенком.
Соедка Марина принесла мне бутылочку с уксусом, растирать с водой, если будет высокий жар.
Но в вагоне температуры у Сережи не было.
Посмотрим, что в дневнике:
9 августа. 30 июля мы с Сережей приехали из Батуми, я где-то первого заболела и болею до сих пор.
Болею тяжело, долго и очень устала.
Катюша поступила в Университет. Сдала 4,5,4 и я надеюсь на стипендию. (В этом году по русскому был зачет или незачет) Иначе трудно будет. Сейчас Катя с ребятами (6 мальчиков и 8 девочек на Селигере, а погода испортилась. Поливает их дождем.
В этом году на мехмате было мало двоек по русскому, всего 23, и поэтому проходной балл был выше, так и курс должен быть сильнее, чем предыдущий.
Не знаю, как она там будет учиться.
Мама похудела, но чувствует себя бодрее, чем прошлым летом. Надо бы написать ей письмо, а нечем. В доме нет ручек. Алексей пишет очередной вариант очередной (второй) диссертации и все свои ручки прячет.
Ремонт мы никак не кончим.
Вяжу Сереже свитер из пряжи, которую привезла свекровь.
18 августа. Всё еще на больничном. Катя из похода вернулась с кашлем. Сережка тоже кашляет. Я пила таблетки и вызвала обострение свой обычной болезни. Очень неприятно, больно.