Комедия убийств. Книга 2
Шрифт:
Первое — срыв гастролей любимицы молодежи Алены Калининой, а второе — страшные серийные убийства, жертвами которых стали… главные герои статей, вышедших из-под пера журналиста, сотрудничавшего в газетах «Крайний Север», «Наш край», «Аномалия» и прочая и прочая и прочая.
Последний из материалов господина Мардугянца назывался «Нечистый Гарри», по аналогии с фильмом «Грязный Гарри», и посвящался как раз таинственной гибели старшего лейтенанта Корниенко и его родного брата, уже упоминавшихся журналистом в связи с гибелью женщины-оборотня.
Последний свидетель того героического рейда, вертолетчик
К числу последних Яков Моисеевич Мардугянц относил и себя; Богданов нашел журналиста в состоянии умопомрачения. Майору понадобилось немало времени, чтобы доказать мастеру художественного слова чистоту своих намерений. Валентин, естественно, сохранил авиабилет как отчетный документ, благодаря чему сумел убедить журналиста в своей непричастности ни к каким убийствам, ибо даже оборотню трудновато совершать подобного рода деяния, находясь за десять тысяч километров от места событий.
Мардугянц сел в осаду. В однокомнатной квартире, принадлежавшей приятелю Якова Моисеевича, помимо последнего, находился широкоплечий молодой человек, чья роль не вызывала сомнения. Телохранитель внимательно изучил документы Богданова, прежде чем впустить его на территорию охраняемого объекта.
Яков Моисеевич пусть не сразу, но все же сделался отзывчивее и разговорился.
— Вы считаете, что самец уцелел? — спросил Богданов.
Плотный, невысокий тридцатилетний господин в очках, со стоявшими дыбом густыми, тронутыми сединой колечками волос посмотрел на собеседника так, словно желал выяснить, не разыгрывает ли тот его, что в подобной ситуации казалось Мардугянцу изощренным издевательством.
— А кто же, по-вашему, устроил все это? Вы же сами сказали, что выслеживали его в течение года, или я чего-то не так понял? — Богданов неуверенно кивнул, а журналист закончил: — Его труп не нашли!
— Но ведь и тела самки также не обнаружили? — спросил майор и продолжал: — Вообще, как я понял, нет уверенности, что… м-м-м, волки, в которых стрелял участковый, действительно существовали.
— А волк, который выходил из опорного пункта?! — взвился журналист. — Его-то видели несколько человек!
И верно, некоторые из жильцов, привлеченные выстрелом и громкой музыкой на первом этаже, постарались установить причины происходившего. Спуститься они осмелились не сразу, а когда все-таки сделали это, увидели огромного волка или немецкую овчарку, не спеша выходившую из подъезда.
— Предположим, что это сделал К-к… оборотень, — отступил Богданов. — Где он мог отсиживаться столь длительное время? И потом, где он раздобыл оружие?
— Теперь это не проблема, — замахал руками журналист. — А отсиживался он у Ринэны.
На вопрос, заданный журналисту относительно носительницы необычного имени, он дал сколько пространное, столько же и престранное пояснение, закончившееся
— Она даже со следователем говорить не стала. Тут есть один оленевод, Памья. На днях он привез от Ринэны русскую женщину и какого-то мужчину, которого никто здесь раньше не видел. Так вот, он… да нет, не тот неизвестный, а оленевод сказал, что ымэм, то есть мамаша, готовится уйти за облака… Он утверждает, что тот мужчина и был тэрыкы, оборотень… Да кто он, кто он?! Оленевод, конечно… Квасил по-черному… Хотя кого этим удивишь?
— Как он выглядел? — спросил Валентин.
— Обыкновенно. Как чукчи выглядят? — уставился на него Мардугянц, но, поняв, что собеседника интересует таинственный тэрыкы, сердито бросил: — Я его не видел, но говорят, обычный бичара, длинноволосый, с бородой, в кухлянке…
Будучи стеснен в средствах, Богданов выбрал для ночлега самый непрезентабельный трехместный номер с умывальником. С компанией Богданову в общем-то повезло, народ попался душевный, открытый и… склонный к употреблению спиртных напитков.
Пить водку Валентину не хотелось, но отказываться было бы не столько невежливо, сколько глупо, так как пришлось бы весь вечер терпеть постепенно напивавшихся соседей, что куда хуже, чем проводить время в теплой компании новых товарищей (оказавшихся коммерсантами средней руки), находясь с ними в одной «весовой» категории. Майор представился журналистом.
Темой обсуждения стали вопросы политики. Дружно покритиковав правительство Черномырдина, заговорили и о страшных убийствах. Когда в ход пошла третья поллитровка, коммерсант Костя — сугубый материалист (он в отличие от своих соседей уже не впервые гостил на Крайнем Севере), до этого отрицавший всякую возможность существования потусторонних сил, стуча кулаком в грудь, заявил, понижая голос до шепота и озираясь по сторонам:
— Тут, мужики, дело нечисто.
Не согласиться с ним было трудно.
Изрядно поднагрузившийся Богданов заснул легко, но спалось ему трудновато.
LXV
Да станут воинами Христа те, кто раньше были грабителями. Пусть справедливо бьются теперь против варваров те, кто в былые времена сражался с братьями и сородичами.
Бог пощадил базилевса Алексея, умерив алчность норманнского волка, и продлил величие Византии на целых сто двадцать лет, подарив ей золотой век Комнинов.
Оставив армию на попечение старшего сына, великий герцог поспешил заняться делами на своей части «итальянского сапога». Поход за завоевание Константинополя начал понемногу выдыхаться, а когда Гвискард бросил основную часть непобедимой конницы на выручку папы Григория, вышвырнутого из ограбленного Рима его извечным ненави-стойком, императором Генрихом, Алексей понял, что теперь хоть ненадолго сможет вздохнуть свободно, не опасаясь западных врагов.
Беспокоили восточные. Что ни год, убывали византийские владения в Малой Азии и Сирии, с севера тревожили дикие печенежские орды; войск хронически не хватало; император упорно искал союза с Западом, посылая письма в Рим, к властителям Франции и Германии.