Комиссар Дерибас

Листов Владимир Дмитриевич

Гости стояли в нерешительности. Золотарев потер руки, пригладил свои длинные волосы.

— Пожалуй, вы правы. Осторожность прежде всего. Вы посоветуйтесь, а от нас кто-нибудь приедет с рекомендательным письмом. Извините. До свидания.

Смерчинский и Золотарев ушли. Цепляева уснуть не могла, хотя разделась и легла в постель.

На следующий день, рано утром, Мария Федоровна пошла в ЧК. В тот момент когда Дерибас и Кандыбин обсуждали вопрос, кого послать в Рязанскую область за Муравьевым, дежурный доложил:

—

Товарищ Кандыбин, к вам гражданка Цепляева. Говорит, что по срочному делу.

Кандыбин посмотрел на Дерибаса. Он понимал, что вопрос с Муравьевым не терпит отлагательства… Но как быть с Цепляевой?

— Пригласите ее. Я не помешаю? — ответил на его молчаливый вопрос Терентий Дмитриевич.

Цепляева вошла в кабинет быстрым шагом. Даже по походке было заметно, что она волнуется. Остановилась посреди комнаты и посмотрела на Дерибаса.

— Это наш товарищ, чекист из Москвы, — представил его Кандыбин. — Садитесь. Можете говорить при нем.

Цепляева села на стул. Вначале нерешительно, но потом все оживленнее передала содержание разговора со Смерчинским и Золотаревым. Заканчивая, она спросила:

— Как мне быть? Я не хочу иметь с ними дела. Собственно, Смерчинский человек неплохой и, по-видимому, в эту историю попал так же, как и я. Но они не оставят меня в покое.

— Это интересно и очень важно, — не отвечая на ее вопрос, сказал Кандыбин. — Хотите чаю? — неожиданно предложил он и, не дожидаясь согласия, вызвал дежурного: — Организуйте, пожалуйста, чай.

Кандыбин и Дерибас поняли, что в руки к ним попали сведения, которые могут оказаться полезными в том деле, которым они сейчас занимаются. Но как все это использовать? Пока лишь смутно вырисовывалась некая линия связи. Требовалось время, чтобы это осмыслить и наметить какой-то план. Однако Цепляева поставила вопрос: «Как быть?»

Дерибас пересел поближе к Цепляевой и спросил:

— Где сейчас Золотарев?

— Не знаю. Вероятно, уехал в Тамбов… Если успел.

Цепляева порылась в своей сумочке, пытаясь что-то отыскать. Не найдя того, что требовалось, слегка поморщилась.

— Вы хотели что-то еще сказать?

— Я искала адрес одного эсера, но, видно, оставила его дома.

— Какого эсера, если не секрет?

— От вас секретов нет. Мы договорились с ним перейти в организацию большевиков. Это Муравьев…

Дерибас удивился тому, как все неожиданно завязывается в один узел. Уточнил:

— Вы хорошо знаете Муравьева?

— Да…

— Он нам сейчас очень нужен, но его нет в Воронеже. Уехал в деревню к родителям.

— И мне он нужен, очень нужен! — воскликнула Цепляева.

— Тогда наши интересы совпадают! — пошутил Дерибас. Дежурный принес чай и несколько кусочков сахару.

— Прошу! — пригласил Кандыбин.

Дерибас отпил несколько глотков, поставил стакан и спросил:

— Может быть, вы окажете нам помощь? Не смогли бы вы съездить за Муравьевым?

Цепляева

задумалась:

— Я буду с вами откровенна. У меня семья, кто будет за ней присматривать?

— Кто у вас дома?

— Маленький сын…

— А из взрослых?

— Муж, дочь и зять.

— С ними-то уж можно как-то договориться?

— Хорошо, — решительно заявила Цепляева. — Я согласна.

— Только никто не должен звать, что это поручение исходит от нас, — попросил Дерибас. — Даже Муравьеву скажите, что его вызывают в губком левых эсеров. Это нужно для того, чтобы он случайно не проговорился своим родственникам, знакомым. Когда он приедет, мы объясним ему все…

Когда ушла Цепляева, Дерибас и Кандыбин засели за разработку плана предстоящей операции. Они вызывали оперативных работников, наводили справки, требовали дополнительных данных.

Спустя сутки, Дерибас, шатаясь от усталости, сказал Кандыбину:

— Дмитрий Яковлевич, в общих чертах наш план готов. Дожидаться приезда Муравьева я не буду. Ты уточнишь с ним детали и сообщишь мне в Москву. А за это время я доложу Самсонову и Дзержинскому. Надо получить их одобрение. Согласен? Я еду завтра утром.

* * *

Казалось бы, от Воронежа до Рязани рукой подать. Но нужно было уладить домашние дела, найти женщину, которой можно поручить хозяйство, заготовить хотя бы что-нибудь из продуктов. Да и самой экипироваться в дорогу, достать билет. И вышло так, что Цепляева отправилась в путь только в конце зимы.

Поезд подолгу стоял на полустанках. А чтобы доехать от Рязани до деревни, в которой жил Муравьев, пришлось искать попутную подводу. Мария Федоровна порядком намучилась, пока добралась. Но Цепляева была женщина упорная — дала слово, отступать нельзя. И в конце концов Евдокима Федоровича она отыскала и переговорила с ним, как ее об этом просили.

В деревнях жизнь замерла. Мороз и голод сковали все. Даже антоновцы временно поутихли.

Муравьев не очень обрадовался известиям: ведь Мария Федоровна просила его приехать в Воронеж для решения эсеровских дел — такую инструкцию она получила. Евдоким Федорович не торопился к левым эсерам: «Что у них может быть хорошего?»

Муравьев приехал в Воронеж в середине февраля. Было холодно и сыро. Шел снег, перемешанный с дождем. В тот же день зашел к Цепляевой:

— В губкоме эсеров никого нет. Кто меня вызывал?

— Тебя просят зайти в губчека, — не отвечая на вопрос, сказала Цепляева.

— Меня? — удивился Муравьев. — Зачем?

— Этого я не знаю. Пойду вместе с тобой. С нами хотят поговорить.

— Почему вы так долго не ехали? — спросил Кандыбин, как только Муравьев вошел к нему в кабинет.

— Мне никто не говорил, что я нужен вам, а не эсерам. Я бы приехал немедленно.