Коммандос из демиургов

Казакова Екатерина

От избытка свободного времени и здоровой злости демики кинулись усовершенствовать полосу препятствий для Люська. Может, ребята и не умели создавать миры и живых существ, но по разработке пакостей они явно превзошли всех голливудских сценаристов. Я бы очень не хотела оказаться на месте Избранной и на своей шкуре ощутить полет мыслей мающихся дурью демиков. Люська появилась только на четвертый день в сопровождении команды поддержки, состоящей из приставленных к ней учеников Кефира и целой толпы до зубов вооруженных граждан.

— М-дя, мельчает народ, мы, помнится, с тобой к жилищу Темки подходи вдвоем и налегке, а эта еще на бронетранспортере приехала бы, — глядя на такое дело, презрительно

скривился Сосискин, на минуту оторвавшись от поглощения окорока.

— Сейчас мы ей устроим счастливую жизнь, — азартно потерла руки подлость. — Будет знать, как заставлять высокое общество себя ждать.

Мы дали «освободителям» беспрепятственно войти в замок, а вот дальше началась потеха. Революционно настроенный пролетариат, едва ворвавшись в приличный, а значит, богатый дом, тут же забыв о своей командирше, кинулся шарить по буфетам и сундукам. Вернее, попытался это сделать, потому как ничего, кроме паутины, чучел и скелетов зверушек ни в одной комнате не было! Не такая я дура, чтобы дать ограбить моего друга! Да, часть богатого наследства Скелетона перекочевала в лапы Головастика и Мечника, но все остальное было надежно припрятано. Особенно то, что касалось золотовалютных запасов.

Демики оторвались по полной. На Белую Деву и К^О как из рога изобилия посыпались неприятности. То пол под ними провалится, то перед носом стена рухнет, то в лабиринт попадут и снова выйдут у ворот. И это не считая схваток с озверевшими от голода и неизвестности колдунами-узниками, налетов фантомов и срабатывающих при каждом шаге маленьких, но очень обидных ловушек. Половину из них мы так и не привели в действие, а то Люська с мокрыми штанами до сих пор бегала бы по замку.

Наконец ее светлость прорвалась в тронный зал. Для усиления торжественности момента по ходу пьесы она нашла «средоточие силы» (уродливая стеклянная ваза, подаренная Ифику тещей, и оттого без сожаления пожертвованная им на благое дело). Красиво грохнув посудиной об пол, наша цаца взмахнула мечом и пошла в атаку на Скелетона. Морфиус по праву заслужил «Оскара», «Сезара» и «Золотого орла». Он демонически хохотал, поигрывал мускулами, сыпал оскорблениями и играючи уходил от ударов. Одновременно Элик чуть-чуть колдовал для придания достоверности. Так, по мелочи. То молнию сделает, то ледяной ветер организует.

Часа полтора они гоняли друг друга по залу, да так увлеченно, что у меня начали закрадываться сомнения: «А не влюбится ли сейчас наша кура в плохого дядю?» Что-то уж больно кокетливо она ножку отставляла да косу перекидывала. Видимо, метаморф тоже понял, что мадам несколько отошла от образа борца за правое дело, и поспешил зайти в темный уголок, дабы красиво упасть на ее меч. Тут же помещение заволокло мглой (надо же было дать время Морфиусу превратиться в мелкого грызуна и скрыться, а Элику подбросить искусно сделанную куклу с лицом Скелетона). Муляж красиво вспыхнул огнем, раздался грохот, и замок отчетливо тряхануло. Что-что, а в спецэффектах Гламур отлично разбирался. Не дав Люське перевести дух и кинуть последний взгляд на поверженного врага, к ней подскочила одна из магичек и со словами: «Скорее, Белая, тут сейчас все обрушится», — поволокла ее на выход.

Партию сыграли, фигуры можно было убирать.

Ну а дальше грянул пир на весь мир. Может, у кого-то по усам текло, а в рот не попало, но лично у нас оторваться получилось на «ура». Наша команда и пила, и пела, и плясала как могла (а вы попробуйте под дудочки и скрипочки коленца поделать). А вообще средневековый пир — это, я вам скажу, не в кино на исторический фильм сходить!

А еще я пригласила на праздник Пифика и Мордорчика, Лесного хозяина

и всю его нечисть, Водяного с русалками (для них специально бассейн организовали), старосту с женой и всех-всех, кто принимал участие в нашем походе. Да, народ славил млеющую от удовольствия Люську, но я-то знала, что победа принадлежит нам, и именно мы оставляем жителям Изменчивого нормальный мир без явных перекосов в сторону зла. Кровавый — на самом деле замечательный правитель, и я не думаю, что в нем проснется страсть к мировому господству. Ну а если проснется, мы всегда можем заглянуть сюда с ревизией.

Когда быстрые мелодии сменились на унылые медляки, мое величество ангажировал на танец Альфонс. Ведя в жалком подобии вальса, демик ненавязчиво уволок меня на балкон.

— Даша, я давно хотел тебе сказать… — опустив глаза, начал мальчишка.

А я уже знала, что он хочет сказать. И от этого на душе стало так муторно, что хоть бегством спасайся.

— Альф, не надо ничего говорить, — положив свою руку ему на грудь, сделала попытку прервать поток его красноречия.

Он упрямо покачал головой:

— Надо, Дарья, иначе я никогда не решусь тебе сказать о своих чувствах.

И дальше последовало объяснение в любви…

Он проникся ко мне в тот незабываемый момент, когда я, стоя на могилке неизвестного монстра, пообещала сделать из ушлепков настоящих воинов. Юный творец рассказывал мне о том, как его с детства, невзирая на ущербность как демиурга, преследовал слабый пол. Поведал о своих любовных похождениях, в которые он бросался с совершенно холодным рассудком, о разбитых девичьих сердцах, о поисках единственной… А я стояла и думала, как бы поделикатнее сказать, что я никогда никого из них не рассматривала в качестве мужчин. И он, и все остальные демики были для меня как отправленные в пионерский лагерь дети, а я подвизалась на должности воспитателя. Вот как мне найти слова и сказать влюбленному юноше, что он никогда не будет для меня никем, кроме как другом?

Так ничего путного и не придумав, выдала версию: «Увы, мое сердце принадлежит другому!» — и щедро разбавила ее размазыванием соплей на тему: «Вот если бы мы встретились раньше…» Стыдно — караул как, но не говорить же ему, что его любовь мне нужна, как Сосискину бесколбасная диета. Он ушел от меня с поникшими плечами, но с неистовой надеждой на то, что у него все равно есть шанс завоевать меня. Едва ребенок скрылся в шумном зале, как я подошла к перилам и, облокотившись на них, стала бездумно пялиться в темноту.

— А кому принадлежит твое сердце, ниалия, может быть, мне? — На мои плечи легли теплые руки.

— «Это душевная тайна моя», — не оглядываясь на Арка, я довольно фальшиво пропела строчку из одной известной блатной песни.

— Даша, тебе никто не говорил, что пение и ты — взаимоисключающие вещи? — Даже стоя к нему спиной, я почувствовала, как демиург скривился.

— Ну ты-то еще не имел чести услышать мой вокал, — хихикнув в ответ, начала поудобнее устраиваться в кольце его рук. — Зато теперь тебе ничего не страшно, Сосискин говорит, кто пережил мое пение, может смело гулять по кладбищу.

— Ты неисправима, — тихо прошептал, и я почувствовала, как его подбородок уперся в мою макушку.

Впервые за много дней мне стало легко и спокойно. Парадокс, но я поняла, что все наконец закончилось, именно в тот момент, когда меня обнял тот, кто втравил в это приключение. Сколько мы так стояли — не знаю, но вдруг заметила мелькнувшую тень. Как хотелось придушить одну не в меру любопытную личность, нарушившую наш покой, известно только мне.

— Дорогой, тебе не пора строить очередные козни? — намекнула, что хорошо бы кабальеро отчаливать до фазенды.