Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Набоков Владимир Владимирович

Мысль не нова. Ср. XL сонет Ронсара из «Сонетов к Елене» [де Сюржер], 1578 (Ронсар. Полн. собр. соч. под ред. Гюстава Коэна [2 т., Париж, 1950], I, 258), строки 1–5.

Comme un vieil combatant… ...................................... Regarde en s'esbatant l'Olympique jeunesse Pleine d'un sang bo"uillant aux joustes escrimer, Ainsi je regardois [les champions] du jeune Dieu d'aimer… <Как старый боец… Смотрит на борьбу юных олимпийцев Кипящих кровью на битвах по фехтованию, Так я смотрю на [победителей] юного

Бога любви…>

и сонет из его «Сочинений», 1560, посвященный принцу Шарлю, кардиналу Лотарингскому (под ред. Коэна, II, 885), строка 9:

Maintenant je ressemble au vieil cheval guerrier… <Теперь я похож на старого боевого коня… >

¹³усачей.Усачи — галлицизм.

^13–14Рассказам юных усачей, / Забытый в хижине своей.Окончание единственного числа мужского рода «забытый» легко привязывает это слово к строке 11, совсем иное в английском переводе, где мне пришлось перестроить строки.

XIX

За то и пламенная младость Не можетъ ничего скрывать: Вражду, любовь, печаль и радость,   ⁴  Она готова разболтать. Въ любви считаясь инвалидомъ, Онгинъ слушалъ съ важнымъ видомъ, Какъ, сердца исповдь любя,   ⁸  Поэтъ высказывалъ себя; Свою доврчивую совсть Онъ простодушно обнажалъ. Евгеній безъ труда узналъ ¹²  Его любви младую повсть, Обильный чувствами расказъ. Давно не новыми для насъ.

⁵В любви считаясь инвалидом.Сполдинг перефразирует:

Считая себя ветераном, раненным В любовных сраженьях…

¹⁴для нас.Для Пушкина, Онегина и третьего героя романа — Читателя, все трое — светские люди.

XX

Ахъ, онъ любилъ, какъ въ наши лта Уже не любятъ; какъ одна Безумная душа поэта   ⁴  Еще любить осуждена: Всегда, везд одно мечтанье, Одно привычное желанье, Одна привычная печаль!   ⁸  Ни охлаждающая даль, Ни долгія лта разлуки, Ни музамъ данные часы, Ни чужеземныя красы, ¹²  Ни шумъ веселій, ни науки Души не измнили въ немъ, Согртой двственнымъ огнемъ.

^1,9наши лета; долгие лета.Интересен сдвиг в ударении (аналогично «годы», «года»). Не знаю, подразумевал ли Пушкин в первой строке «в наше время» или «в нашем возрасте».

¹²Науки.Широкое понятие, включающее в себя все виды знаний. См. также вводное замечание к коммент. строфы XVI.

¹⁴девственным огнем.Этот и иные эпитеты, характеризующие Ленского, были общепринятыми. См., например, описание Аллана Клэра в «Розамунде Грей» Чарлза Лэма (1798),

глава 4: «…при виде Розамунды Грей в нем вспыхнул первый огонь» и «в его характере была та мягкая и благородная откровенность, которая свидетельствовала, что он еще девственно невинен в делах света».

XXI

Чуть отрокъ, Ольгою плненный, Сердечныхъ мукъ еще не знавъ, Онъ былъ свидтель умиленный   ⁴  Ея младенческихъ забавъ; Въ тни хранительной дубравы Онъ раздлялъ ея забавы, И дтямъ прочили внцы   ⁸  Друзья-сосди, ихъ отцы. Въ глуши, подъ снію смиренной, Невинной прелести полна, Въ глазахъ родителей, она ¹²  Цвла какъ ландышъ потаенный, Незнаемый въ трав глухой, Ни мотыльками, ни пчелой.

³умиленный.Фр. «attendri» — растроганный, умильный, смягченный, готовый расплакаться, трогательный.

^3–4Он был свидетель умиленный / Ее младенческих забав.Явно французская фраза: «Il fut le t'emoin attendri de ses 'ebats enfantins». Любопытно и привлекательно соответствие русского «забав» и французского «'ebats», также, равным образом, русского «надменных» и французского «inhumaines» в главе Первой XXXIV, 9.

^9–14Ср.: Парни. «Эротические стихотворения», кн. IV, элегия IX:

Belle de ta seule candeur, Tu semblois une fleur nouvelle Qui, loin du Z'ephyr corrupteur, Sous l'ombrage qui la rec`ele, S''epanouit avec lenteur. <Прекрасная своим душевным чистосердием, Ты казалась новым цветком, Который вдали от соблазнителя Зефира Таится в тени листвы И медленно распускается>.

¹¹В глазах.Галлицизм («aux yeux») быстро укоренился. См. полвека спустя у Толстого в «Анне Карениной», ч. I, гл. 6: «в глазах родных».

^12–14Мотыльки, как правило, не обращают внимания на сладкий запах белых колокольчиков Convallaria majalis, по Линнею, который у русских называется ландышем, у французов — «muguet», в старой сельской Англии — «mugget», у Томсона («Весна», строка 447) — «Lily of the Vale», а у Китса («Эндимион», кн. I, строка 157) — «valleylilly» — прекрасного, но ядовитого растения, которое, хотя поэты и расцвечивали им свои пасторальные пейзажи, в действительности смертельно для ягнят.

В другой, зачеркнутой, метафоре, относящейся к той же девице (вариант строфы XXI), Пушкин, несомненно, имел в виду этот же цветок, намекая, что он может погибнуть под косой (очевидно, по его первоначальному плану, Ольга должна была подвергнуться более настойчивым ухаживаниям Онегина, чем в окончательном тексте).

В заметке на полях, оставленной нашим поэтом на его экземпляре «Опытов в стихах и прозе» Батюшкова (ч. II, с. 33; «Выздоровление», 1808), Пушкин правильно критикует своего предшественника за то, что применил для «убиения» ландыша серп жнеца вместо косы косаря (см. Сочинения 1949, т. VII, с. 575; дата неизвестна, вероятно 1825–30 гг.) [38] .

38

Против строк Батюшкова «Как ландыш под серпом убийственным жнеца / Склоняет голову и вянет» Пушкин написал: «Не под серпом, а под косою. Ландыш растет в лугах и рощах — не на пашнях засеянных» (примеч. пер.).